Валерий Сойфер - Сталин и мошенники в науке

В начале 1937 года в тюрьму попал и Муралов (его расстреляли 30 октября 1937 года). Мейстер ненадолго занял его должность в качестве исполняющего обязанности президента ВАСХНИЛ. Отказ от собственного мнения на декабрьской сессии ВАСХНИЛ и подчинение приказу из Кремля не спасло Георгия Карловича Мейстера. Мстительная злоба Сталина настигла немолодого ученого, крупнейшего селекционера и ученого. Его арестовали 11 августа того же года.

7 ноября 1937 года был арестован и нарком земледелия СССР Михаил Александрович Чернов, закончивший гимназию, проучившийся четыре курса на математическом отделении физ-мата Московского Императорского университета, работавший наркомом торговли Украины, затем заместителем наркома союзного наркомата снабжения СССР и наркомом земледелия после ареста Я. А. Яковлева в 1934–1937 годах, автора многих книг и брошюр. Несколькими днями позже были арестованы его жена, дочь и сын. Всё имущество семьи было конфисковано. Наркома приговорили к расстрелу 13 марта 1938 года вместе Бухариным, Рыковым и другими. Двумя днями позже их расстреляли. Через месяц была расстреляна дочь Чернова Мария и её мать, сын Михаил погиб в лагере в Магадане в 1942 году.

Арестованного 11 августа 1937 года Г. К. Мейстера мучили после ареста в застенках НКВД, вымогая признания в несовершенном вредительстве против его страны, он сошел с ума, а 22 декабря 1937 года Сталин, Молотов, Каганович и Ворошилов поставили свои подписи на распоряжении о расстреле большой группы ученых. Фамилия и. о. президента ВАСХНИЛ Г. К. Мейстера числилась в этом списке под номером 92. В январе 1938 года его вывели на казнь, и расстрельная команда подняла стволы, чтобы убить кормильца России по приказу Сталина. А в кресло президента ВАСХНИЛ, наконец-то, был водружен полюбившийся Сталину мошенник, Трофим Денисович Лысенко.

Интенсивная и в высшей степени продуктивная работа Медико-генетического института, не имевшая равных в мире и заложившая основы новой научной дисциплины, должна была высоко цениться властями. Ведь Левиту и его сотрудникам удалось обойти мировую науку более чем на полвека, мощно повышая репутацию Советского Союза. Но Сталину собственные пристрастия и антипатии были превыше всего, и в истории с Институтом медицинской генетики это проявилось в полной мере.

Первым шагом стало запрещение (без всякого объяснения причин) намеченной Кольцовым, Левитом, Мёллером и другими конференции по медицинской генетике, которую они собирались провести летом 1936 года в Киеве. 27 мая 1936 года в столице Украины арестовали Израиля И. Агола, ставшего одним из руководителей науки в Украинской Академии наук. Он был далеко не рядовым научным сотрудником, опубликовал много работ (2), и только что был назначен руководителем Управления науки в Министерстве просвещения СССР. Но в глазах Сталина он провинился тем, что подписал письмо в защиту Деборина с остальными девятью учеными, кого Сталин изничтожал одного за другим, а теперь еще "попался" на дружье с Мёллером. Агола арестовали через три недели после получения Сталиным письма Мёллера. В первом сообщении об аресте было сказано, что его задержали якобы на основании жалобы секретарши Агола, заявившей, что начальник сексуально домогался её (3). Затем это обвинение тихо исчезло и никогда больше не упоминалось. 27 февраля 1937 года Сталин лично подписал смертный приговор Аголу, и 10 апреля 1937 года его расстреляли. Он был полностью реабилитирован "за отсутствием состава обвинения" 25 мая 1957 года.

Летом 1936 года начались первые неприятности у Левита (4). Он тогда публично высказался в институте, что готов направить в партийные органы и в НКВД письма в защиту своего друга Н. А. Карева, как он считал несправедливо арестованного и оклеветанного недругами. Мы уже знаем, что главным недругом Карева был сам Сталин, и демарш Левита мог быть рассматриваем Сталиным как личный против него выпад. Отнюдь не случайно, хотя и совершенно удивительно для ученых, заведующий отделом науки Московского городского комитета ВКП(б) Эрнст Кольман объявил о проведении 13 ноября 1936 года в Доме Ученых общемосковского собрания научных сотрудников для разоблачения, как было сказано, "жульничества фашистских и фашиствующих ученых" и "расистских фальсификаций в биологии". Кольман обвинил в этих грехах В. Г. Штефко (зав. отделом Центрального института туберкулеза), но главным объектом критики был избран Соломон Григорьевич Левит и руководимый им институт. Кольман назвал Левита агентом нацистской доктрины. Сделать такой выпад по собственному желанию никто уже в стране не мог. Всё контролировал Сталин и только с его согласия могли разворачиваться широкомасштабные политические акции.

После Кольмана к трибуне вышел не имевший никакого отношения ни к евгенике, ни к генетике Трофим Лысенко, приглашенный кем-то (Сталиным? Кольманом?) на собрание московских ученых (напомню, Лысенко еще оставался директором Одесского института). В унисон с заведующим отделом науки Московского Горкома партии он патетически провозгласил правоту ламаркизма, назвал работы медико-генетического института фашистскими и высказался против генетики.

Принятой в то время в стране нормой поведения было смиренно соглашаться с критикой, исходящей от партийных руководителей, а Кольман был в Москве именно таким руководителем высшего звена. Однако Левит не стушевался и нашел силы выступить и опровергнуть обвинения высокого партийного руководителя. Более того он пошел в наступление и аргументировано показал некомпетентность заведующего отделом науки горкома партии в разбираемых вопросах и необоснованность его критических выпадов.

Веские возражения Левита, казалось бы, нечем было парировать, но известная в Москве деятельница ВАРНИТСО Дина З. Комиссарук, внедренная сверху в Институт экспериментальной биологии, активно мутившая воду в стенах этого кольцовского института, повторила тезис, что "Левит по своим взглядам меньшевиствующий идеалист и фактически не разоружился".

Заявления, что Левит сторонник фашизма, были абсолютно беспочвенными и, более того, многие помнили, что Левит еще в 1932 году подверг критике нацистскую биологию в известном сборнике, выпущенном в Москве большим тиражом (5). Его статью широко цитировали в советской прессе, рассматривая как одну из важных в борьбе против нацистских извращений в евгенике. Поэтому обвинения Левита в смыкании с нацистами выглядели несправедливо и даже нелепо.