Юрий Галенович - Сталин и Мао [Два вождя]

Ван Мин утратил влияние и власть после совещания в Цзуньи в 1935 году. Мао Цзэдун занял тогда в партии руководящее положение.

Возможно, Ван Мин не сразу осознал то, что тогда произошло. Более того, он даже иной раз придавал преувеличенно большое значение частностям.

В 1937 году Ван Мин говорил в Москве Ван Цзясяну, что теперь уже П. А. Миф оказался у него в подчинении в качестве рядового работника и должен с уважением относиться к нему, Ван Мину. [3] Лю Цзечэн. Мао Цзэдун юй Сыдалинь — Мао Цзэдун и Сталин. Пекин: Чжун Гун Чжунъян дан сяо чубаныш, 1993. — С. 294. (Далее: Лю Цзечэн…)

Итак, после того, как Мао Цзэдун фактически пришел к власти в КПК в 1935 году, Ван Мин еще оставался в Москве руководителем делегации КПК в Коминтерне. Он все еще считал, что, всегда выступая на стороне Сталина, он сохраняет важное место в руководстве КПК и потенциально имеет основания претендовать на место первого руководителя КПК по возвращении в Китай.

Сталин же понимал, что люди из КПК, находившиеся в Москве, к тому времени уже не могли определять развитие ситуации не только в Китае, но и в КПК, а потому был вынужден переориентироваться на работу с теми, кто находился внутри Китая, то есть на работу с Мао Цзэдуном.

Иначе говоря, сначала Мао Цзэдуну удалось своими силами, силами своих сторонников захватить руководство партией. Мао Цзэдун, несмотря на позицию Сталина, сумел добиться руководящего положения в КПК, и тогда Сталину пришлось, начиная с 1936–1938 годов, считаться с Мао Цзэдуном как с руководителем КПК. Правда, это означало лишь, что Сталин в одно и то же время и приспосабливался к особенностям Мао Цзэдуна как политика, и стремился проводить свою линию, заставлять Мао Цзэдуна и КПК считаться с его интересами. Так начался период сопоставления, столкновения и согласования интересов Сталина и Мао Цзэдуна.

В этой связи важно упомянуть о том, как произошло на практике признание Сталиным руководящей роли Мао Цзэдуна в Компартии Китая.

С 16 сентября по 6 ноября 1938 года в штаб-квартире КПК, небольшом городе Яньани, затерянном в горах на севере Китая, проходили заседания шестого пленума ЦК КПК шестого созыва. Это был важный пленум. В каком-то смысле его можно даже приравнивать к съезду партии. И дело было не только в том, что со времени шестого съезда КПК, проведенного, как уже упоминалось, в 1928 году на территории СССР, неподалеку от Москвы, прошло уже целых десять лет, и не только в том, что со времени предыдущего пленума истекло уже пять лет, но и в том, что коренным образом изменилась ситуация: началась широкомасштабная японская агрессия на территории собственно Китая, прекратилась, во всяком случае декларативно, гражданская война и налаживалось сотрудничество между двумя главными политическими силами Китая — Гоминьданом и Компартией Китая — в целях оказания всей мощью объединившейся китайской нации отпора Японии. Весьма существенно переменилась и обстановка внутри самой КПК, которая проявляла все большую самостоятельность. Наконец, немаловажным было и то, что Китайская Республика и Советский Союз оказались в результате развития исторических событий перед необходимостью укреплять двусторонние межгосударственные отношения, имея перед собой, по существу, общую угрозу со стороны агрессора — японского милитаризма. Мао Цзэдун говорил, что «шестой пленум ЦК решил судьбу Китая». [4] Речь Мао Цзэдуна по вопросу о выборах на седьмом съезде КПК 10 июня 1945 г. — см.: Гуанмин жибао. 16.08.1986.

На шестом пленуме ЦК КПК шестого созыва политический доклад «О новом этапе» сделал член Политбюро ЦК партии Мао Цзэдун, выступавший от имени Политбюро. В конце пленума произошло событие, сыгравшее немалую роль и в истории партии, и в двусторонних отношениях Сталина и Мао Цзэдуна. Заключительную речь на пленуме произнес член Политбюро Ван Цзясян. Незадолго до пленума он возвратился из Москвы, общепризнанного тогда центра международного коммунистического движения и штаб-квартиры ВКП(б). Участники пленума с напряженным вниманием ожидали сообщения Ван Цзясяна о том, с чем он приехал из Советского Союза. Ван Цзясян не обманул их ожидания. В устной форме он довел до сведения членов ЦК КПК мнение Сталина и Г. М. Димитрова. Примерный смысл этого сообщения был таков: «Исходя из практики борьбы в ходе китайской революции, необходимо признать, что товарищ Мао Цзэдун является вождем Компартии Китая». [5] Гуанмин жибао. 16.08.1986.

Сталин и Мао Цзэдун ни в 20-х, ни в 30-х годах не встречались друг с другом. В отличие от многих руководителей компартий различных стран Мао Цзэдун не ездил в Москву, в Коминтерн, к Сталину за инструкциями и советами. До 1949 года Мао Цзэдун вообще не выезжал из Китая. Сталин же, проявляя большое и постоянное внимание к тому, что происходило в Китае, интересовался и политической деятельностью, и взглядами Мао Цзэдуна, сетуя иной раз на то, что он никак не может составить о них четкого представления. Гораздо лучше, чем Мао Цзэдун, Сталину были известны некоторые другие лидеры КПК, особенно те из них, кто работал в Коминтерне, бывал в Москве. В то же время Сталин общался с весьма узким кругом иностранных коммунистов и мало кто из китайцев мог похвалиться тем, что виделся лично со Сталиным. В общем, сведения о Мао Цзэдуне были у Сталина косвенными; практически никто из советских коммунистов не имел возможности долго наблюдать Мао Цзэдуна в 20-х и 30-х годах и представить Сталину развернутый портрет Мао Цзэдуна. Со своей стороны и Мао Цзэдун не имел возможности составить полное представление о Сталине, ибо посредников для общения со Сталиным у Мао Цзэдуна в 20-х и 30-х годах практически не было.

Сталин полагал своей прерогативой формирование высшего руководства многих зарубежных коммунистических партий; при этом зачастую все решало личное впечатление Сталина о том или ином деятеле. В случае с Мао Цзэдуном Сталин был вынужден действовать как бы с завязанными глазами.

И тем не менее в 1938 году Сталин принял решение признать Мао Цзэдуна вождем Компартии Китая. Существуют рассказы со ссылками на очевидцев о том, что Ван Цзясян перед отъездом из Москвы имел встречу с Г. М. Димитровым, формальным главой Коминтерна. Именно во время этой встречи Ван Цзясяну и было сказано, что Сталин признает Мао Цзэдуна вождем Компартии Китая. Но сказал это не сам Г. М. Димитров, а ответственный работник Коминтерна Д. З. Мануильский, который фактически был соглядатаем Сталина в аппарате Коминтерна. Г. М. Димитров сидел молча, но само его присутствие свидетельствовало о том, что Сталин принял такое решение и всем, в том числе Г. М. Димитрову, оставалось лишь молча соглашаться с этим. Д. З. Мануильский же выступил в данном случае как «голос Сталина».