Андрей Мартьянов - Прогулки по средневековью

Однако не тут-то было! «Политические портреты пап» вызвали после публикации такую бурю негодования, что в конце 1822 года Льоренте выслали сначала из Парижа, а потом и вовсе из Франции — книгу признали не просто оскорбительной и диффамационной, но и непристойной. Льоренте возвращается в революционную Испанию, где ему уже не грозили преследования, и год спустя навеки исчезает из истории.

Однако его главный труд, «Критическая история испанской инквизиции», свое дело сделал — просвещенная Европа не стала разбираться, что там правда, а что вымысел или «некоторые преувеличения», и приняла изложенное на веру.

«Черная легенда» восторжествовала. Конечно же, огромную роль в ее поддержании и развитии сыграли просветители XVIII века — в их лучезарном мире современности, знаний и просвещения не находилось место этому олицетворению «мрачного Средневековья», с присущими ему грубостью, невежеством, приматом религии, предрассудками и прочими язвами эпохи. Достаточно вспомнить Вольтера и его лозунг относительно католической церкви: «écrasez l'infâme» — «уничтожьте подлую» или, в более адаптированной к русскому языку версии, «раздавите гадину».

Сюда же отнесем и Дени Дидро с его резко антиклерикальным романом «Монахиня» и определением «жестокость и варварство» в адрес Sanctum Officium в совместной «Энциклопедии» с д'Аламбером; Монтескье в своем «Почтительнейшем заявлении инквизиторам Испании и Португалии», от лица еврея осуждающий бесчеловечность, нарушение естественного закона и христианской морали — несть им числа. Эпоха просвещения почти завершила создание крайне отталкивающего и вызывающего ужас образа.

Впрочем, и Хуан-Антонио Льоренте не был создателем «черной легенды», он лишь впервые частично задействовал архивный материал. До него рассказы об инквизиции основывались или на слухах, или являлись протестантскими памфлетами, назвать которые «историческими исследованиями» язык не поворачивается.

В 1567 году в Гейдельберге вышел объемный труд неизвестного, взявшего псевдоним «Регинальд Монтанус» с названием «Коварства святой испанской инквизиции» (Sanctae Inquisitionis Hispanicae artes) — обычный набор саспенса для впечатлительных барышень и красноречивых лютеранских проповедников. Монтанус предположительно был севильским последователем Лютера, арестованным Священным трибуналом и впоследствии бежавшим из тюрьмы — в последнее поверить трудно, поскольку случаи побегов из инквизиционных тюрем относятся к разряду статистической погрешности, хотя, конечно, всякое случалось.

«Коварства» описывают собственно злоключения Монтануса, который за прогрессивные взгляды и борьбу с косными католиками был ввергнут в темницу вместе с такими же протестантами. Его рассказы также являются сводом невнятных сплетен вроде «один верный лютеранин говорил мне, что…» — далее мы наблюдаем слезливые подробности об испанских сапогах, дыбах и раскаленных прутьях, каковые, между прочим, повсеместно применялись и в протестантских светских судах, причем куда более часто и широко, чем в Священном трибунале.

В лютеранско-кальвинистской среде книгу приняли с восторгом, моментально перевели на английский — для подданных Елизаветы I и на французский — для пропаганды у гугенотов. Вопросы о том, почему незнамо как очутившийся в лютеранском Гейдельберге беглый севилец предпочел скрываться под псевдонимом, а не выступил с публичным обличением (как тогда и было принято), не задавались: это было бы идеологически неверно.

Монтанусу вторит англичанин Джон Фокс, издавший в 1576 году неслыханно популярный мартиролог «Книга мучеников, или деяния и памятники этих последних и бедственных дней»:

«…Жестокая и варварская инквизиция Испании, начатая королем Фердинандом и Елизаветой [т. е. Изабеллой], его женой, была учреждена против евреев, которые после своего крещения вновь проводили свои собственные церемонии. Теперь же она направлена против тех, в чьей приверженности истине Господа нельзя и на минуту усомниться [т. е. протестантов]. Испанцы и особенно их высокопоставленные священники полагают, что эта святая и священная инквизиция не может ошибаться и что святые отцы-инквизиторы не могут обманываться. Три сорта людей наиболее всего подвержены инквизиционной угрозе. Те, кто очень богат, ибо их имущество может быть отнято. Те, кто учен, ибо они [инквизиторы] не потерпят, чтобы их преступления и тайные злоупотребления были замечены и раскрыты. И те, чья честь и достоинство велики, ибо, чтобы не допустить их до власти, инквизиторы обесчестят их или опозорят».

(John Foxe. Acts and Monuments of These Latter and Perilous Days (1576 edition). Перевод Г. Зелениной.)

Филипп Лимборх, голландский богослов и, конечно же, протестант, издает в Амстердаме в 1692 году свою «Historia inquisitionis» на латинском языке, но и в данном случае архивные материалы не используются — да и откуда бы им взяться в постреволюционной Голландии? Бумаги или вывезены, или уничтожены. Лимборх основывается на летописях и исторических анекдотах, рассказывая об инквизиции в старые времена:

Аутодафе под председательством Святого Доминика; художник: Педро Берругете. 1493–1499. Музей Прадо, Мадрид

Лангедок, Прованс, тамплиеры, вальденсы, катары. Ничего примечательного в его книге нет, но осуждение инквизиции как церковного института обязательно — а как же иначе?

А вот высказывание штатгальтера Голландии Вильгельма Оранского приблизительно от 1567–1568 годов — демонизируется не только инквизиция, но и Испания как главный военно-политический противник:

«…Все беды начались из-за жестокости и высокомерия испанца, который думает, что может превратить нас в рабов, будто мы индусы или итальянцы; нас, народ, который никогда никому не покорялся, но всех правителей принимал на определенных условиях. <���…> Я был воспитан католиком, но ужасные мучения огнем, мечом и водой, которым я стал свидетелем, и план ввести здесь инквизицию еще худшую, чем в Испании, рассказанный мне королем Франции, заставили меня решить в сердце своем не покладать рук, пока не изгоню из этой земли испанскую саранчу. <���…> Я беру на себя ответственность за сопротивление испанской тирании, ибо с возмущением смотрю на кровавые жестокости, худшие, чем преступления любого тирана античности, которые они обрушили на бедный народ этой земли».

В эпоху Реформации развернулась грандиозная война памфлетов: в Германии, Нидерландах, Англии, Швейцарии, гугенотских районах Франции проповедники яростно осуждали «римского антихриста», и, разумеется, особо доставалось главному жупелу католицизма — инквизиции. Нет, осуждали вовсе не за то, что она «жгла ведьм», — протестанты в этом деле преуспели куда больше! — прежде всего Священный трибунал был стражем ненавистного «папизма», а затем и испанского короля, основного противника англичан и голландцев. В весьма короткий срок «все испанское» становится предметом ненависти, осмеяния и осуждения — в основном по геополитическим и лишь затем по религиозным мотивам. Острее всего тогда стоял вопрос колоний, а вовсе не преследований протестантов инквизицией, которая, впрочем, автоматически попала под раздачу только потому, что была испанской.