Сергей Кремлёв - Русская Америка. Слава и боль русской истории

Комиссия оставила сие без внимания, и оба Львова тогда же отпущены».

Этот эпизод очень странен. Братья Львовы явно не лгали, и доказывает это не их оправдательный аттестат, и даже не столько то, что они смогли на трёх (!) очных ставках в экстремальных условиях опровергнуть утверждения Гудима и Беляевых, сколько то, как они всё отрицали.

Заявить, что Мордвинова вообще не было более полумесяца в доме их отца, они могли только в том случае, если Мордвинов к ним действительно за этот период не являлся. Ведь выяснить истину было просто, ибо сановники типа Мордвинова живут в домах со «стеклянными» стенами и бывают они в таких же домах (отец Львовых был директором придворной певческой капеллы)… Опрос слуг «с пристрастием», и всё — «сгорели» Львов 1-й и Львов 2-й! Если, естественно, они глупо изворачивались, а не говорили правду. Выходит — лгали Дивов, Беляевы и Гудим…

Но зачем и почему?

Двадцатилетние мичманы Гвардейского экипажа Дивов и Беляевы однозначно к Северному тайному обществу не принадлежали. Они состояли членами тайного «Общества гвардейского экипажа», но были на Сенатской площади, и 15 декабря в казармах экипажа их арестовал генерал-фельдцехмейстер великий князь Михаил Павлович, что тоже несколько странно. И как раз Дивов и братья Беляевы показали не только на Мордвинова, но и на Завалишина.

Беляевы были из мелкопоместных дворян, однако вертелись, что называется, «при знати»… Отец, отставной коллежский советник, управляющий имениями графа А.К. Разумовского в Пензенской и Рязанской губерниях, был масоном, другом Александра Лабзина — действительного статского советника, крупнейшего русского масона рубежа XVIII–XIX веков, и Иосифа Поздеева — начальника канцелярии графа З.Г. Чернышева и руководителя русских масонов в начале XIX века. Сын, Александр Беляев (он был старше брата Петра на два года), с 10 лет жил в Петербурге в семье князя В.В. Долгорукого, тоже масона.

Братья Беляевы с Дмитрием Иринарховичем Завалишиным связаны были — он принял их в свой, им основанный таки, малочисленный и символический «Орден восстановления». Но в том особого греха не было. Однако если судить по «Алфавиту…» Боровкова, то как раз показания трёх мичманов и решили судьбу Завалишина, который свою вину отрицал (а ведь практически все действительные декабристы её признавали даже с какой-то поспешностью).

Судьбы же этой «антизавалишинской» троицы оказались схожими…

Дивов был осуждён по I разряду в вечную каторгу, однако вместо каторги был направлен в арестантские роты в Бобруйск без срока, но с нарастающим послаблением, в 1835 году переведён рядовым в Черноморский линейный батальон, потом — на Кавказ, где и погиб в стычке с горцами в 1841 году. Братья Беляевы были осуждены по вышесреднему IV разряду на 12 лет каторги с немедленным сокращением срока до 8 лет и при облегчении крепостного режима; отправлены в Сибирь в 1827 году; в 1832 году — освобождены от работ; в 1839 году определены в Кабардинский егерский полк; в 1844 году произведены в прапорщики, вышли в отставку и спокойно дожили: один — до шестидесяти, а другой — даже до восьмидесяти четырёх лет… Справедливости ради замечу, что смягчения приговора с течением лет были характерны для участи большинства декабристов, но трёх мичманов начали «жалеть» почти сразу.

Гудим, хотя отношения к движению не имел, четыре месяца просидел под арестом в полку, а потом с тем же чином был переведён в армейский полк в Дербент, где в 1828 году умер.

Почему Дивов и братья Беляевы пытались оговорить Мордвинова? Не потому ли, что Мордвинов был фигурой крупной, для многих внутренних и внешних «нессельродов» — крайне неудобной? Неудобной, в том числе — и из-за его отношения к РАК. Такое предположение более чем основательно.

Но не оговорила ли мичманская «троица» также и Завалишина? Сломать молодых мичманов было не так уж сложно, тем более что далеко не все декабристы вели себя достойно. Припугнуть, сломать, потом пообещать послабление…

А в итоге: нет у России потенциального преемника Резанова — Дмитрия Завалишина, к мнению которого был готов прислушиваться сам царь Николай.

НЕПРОСТО было тогда и графу Николаю Семёновичу Мордвинову… Он был связан с многими из тех, кто готовил выступление на Сенатской площади, связан давно и зримо! Скажем, в не пропущенной цензурой и распространявшейся в списках оде «Гражданское мужество», посвящённой Мордвинову, будущий государственный преступник 1-го разряда Рылеев в 1823 году восклицал:

Между прочим, в том же 1823 году Николай Семёнович был награждён высшим российским орденом Андрея Первозванного, а имел он и «Анну», и «Владимира», и «Александра Невского» первых степеней!

Президент Вольного экономического общества, он выступал за развитие промышленности и внедрение научно-технических достижений, настаивал на финансово-кредитной поддержке отечественных предпринимателей, писал труды по экономике и банковскому делу, по сельскому хозяйству…

В 1825 году Рылеев посвятил Мордвинову отдельное издание своих знаменитых «Дум», в числе которых был и «Ермак», ставший песней: «Ревела буря, дождь шумел, во мраке молнии летали…», и т. д. Многие декабристы видели Мордвинова в будущем правительстве.

Мордвинов же оказался единственным членом Государственного cовета и Верховного уголовного суда, который отказался подписать смертный приговор пяти главным — «вне разрядов» — «преступникам», повешенным в день 13 июля 1826 года. И Мордвинов был в то время наиболее значительным и влиятельным радетелем перспектив Русской Америки. Но тем более неприязненно относился к Русской Америке царь Николай I.

К декабристам был близок и видный российский «американец» Василий Головнин, в 1825 году — капитан-командор, управляющий исполнительной экспедицией Адмиралтейств-коллегии со званием генерал-интенданта флота. При нём в качестве офицера для особых поручений состоял декабрист мичман Феопемт Лутковский, дважды «кругосветчик», ушедший в своё первое плавание к Русской Америке с Головниным, имея четырнадцать лет от роду. В 1824 году Василий Михайлович написал «Заметку о состоянии Российского флота в 1824 году», а опубликована она была уже после его смерти — в 1861 году, под именем мичмана Мореходова. Головнин был всегда справедливо критичен, но и это не укрепляло «российско-американского» кредита у нового русского императора.