Сергей Кремлёв - Русская Америка. Слава и боль русской истории

Дмитрий Иринархович Завалишин, сын младшего сподвижника Суворова, шефа Астраханского гарнизонного полка Иринарха Ивановича Завалишина, родился в 1804 году, умер в 1892-м (в 1882 году у него родилась последняя дочь Екатерина!). Жил он, как видим, долго, хотя в возрасте двадцати двух лет был приговорён к смертной казни, заменённой каторгой.

За свою недлинную до 14 декабря 1825 года жизнь Дмитрий успел столько, что поверить в это сложно и почти невозможно… Окончив Морской кадетский корпус пятнадцати лет — в 1819 году, он остался там преподавать астрономию, высшую математику, механику, высшую теорию морского искусства, морскую тактику, а также, как сообщает Русский биографический словарь, «другие (! — С.К .) предметы».

Уже преподавая в Морском корпусе, он слушал лекции в университете, в Горном корпусе и в Медико-хирургической академии. Изучил языки английский, немецкий, французский, итальянский, испанский, польский, латинский, греческий и даже еврейский (переведя исключительно «для собственного разумения» Библию с подлинника)… Имел обширные познания в литературе и следил за всем новым в ней и в науке. Особой скромностью мичман-преподаватель не страдал, однако незаурядность натуры и активность мысли были у него налицо… Он был явно упорен и к тому же обладал «пробивными» способностями.

В августе 1822 года Завалишин ушёл на фрегате «Крейсер» под командой Михаила Лазарева в кругосветное путешествие, но по прибытии в начале 1824 года в Русскую Америку был отозван в мае с острова Баранова в Петербург и «замкнул» «кругосветку» по суше — через Сибирь. Отозвали Завалишина по приказу императора Александра, которому Завалишин осенью 1822 года написал из Лондона письмо с проектом организации некоего «Ордена восстановления» — своего рода рыцарской организации с геополитическими целями.

В декабре 1823 года на пути к Ново-Архангельску Завалишин познакомился с Калифорнией и Форт-Россом и проникся идеей целесообразности — в интересах Русской Америки — провозглашения независимости Калифорнии от Мексики с последующим присоединением её к России. Инструментом захвата власти должен был стать «Орден восстановления». Завалишин беседовал об этом с рядом местных деятелей и определённое понимание нашёл. Если учесть, что переселение американцев в долину калифорнийской реки Сакраменто началось по так называемой «калифорнийской тропе» из Миссури с 1841 года, то ясно, что идеи Завалишин высказывал отнюдь не авантюрные. В реальном масштабе времени они были, напротив, своевременными и реалистичными — впоследствии по этой же схеме Калифорнию присоединят к себе Соединённые Штаты. С интересом отнёсся к идее «Ордена восстановления» настоятель миссии Св. Франциска Хосе Альтимира. В благожелательном интересе калифорнийцев к России было, конечно, немало конъюнктурного, но, как известно, нет ничего более долговечного, чем временные постройки. Так что виды России на Калифорнию в те годы были достаточно благоприятными, что моряк Завалишин и уловил.

После Русской Америки, Ситхи, Ново-Архангельска, Форт-Росса у молодого эрудита возникают и другие — более практические и толковые мысли. Они обогащаются ещё и сибирскими впечатлениями. В поездке по Сибири лейтенант Завалишин знакомится со всеми значительными фигурами тогдашней Сибири, с промышленниками, и по приезде в столицу 3 ноября 1824 года представляет Александру записки о присоединении Калифорнии, о занятии Амура и развитии флота.

К слову, Завалишин — как генератор государственных и геополитических идей — был в декабристской среде вполне типичным. Тот же барон Штейнгель сибирско-дальневосточную ситуацию знал прекрасно уже в силу того, что немало в тех краях послужил, с 1802 по 1806 год командовал в Охотском море транспортом «Святой Иоанн Богослов», сделал две навигации. Ещё в 1812 году — задолго до Невельского, Владимир Иванович Штейнгель, как он позднее вспоминал, «имел возможность сообщить адмиралу Мордвинову свою мысль о возможности разведать Амур, не подав повода китайцам к подозрению и неудовольствиям». Мордвинов признал эту мысль «удобоисполнимою», хотя претворилась она в дело лишь через тридцать с лишком лет Невельским.

Предложения Завалишина по крайней молодости автора были далеко не во всём продуманы, но была в них хорошая хватка молодого Бонапарта: мол, надо ввязаться в бой, а там — видно будет… Некоторый же избыток избранности в характере энтузиаста мог сослужить русскому делу лишь полезную службу, потому что в далёкой Русской, а особенно — в не русской, Америке быть нахалом оказывалось делом чаще всего выигрышным. Конечно, если кроме нахальства имелось ещё и трудолюбие, а трудолюбия у Завалишина, к счастью, хватало.

Завалишин считал, что Росс надо с юга подпереть зоной Сан-Франциско, поднявшись от Росса выше к северу. Он писал: «Превосходный порт залива Сан-Франциско, благоприятный климат и богатая почва представляют главную цену Калифорнии». При этом он отмечал слабость колонии Росс и критиковал нерешительность РАК, что поощряло притязания как испанцев, так и янки. В записке говорилось:

«Развитие нашей колонии (Росс. — С.К .) и вследствие того безопасность от покушений американцев… возможны лишь в том случае, когда, с одной стороны, мы расширили бы колонию к северу до границы Соединённых Штатов (т. е. как можно ближе к устью Колумбии с Асторией. — С.К .), и к востоку (т. е. вглубь от побережья. — С.К .) до какой-нибудь естественной границы, например до реки Сакраменто или Сиерра-Невады, а с другой стороны, примкнули бы к заливу Святого Франциска с юга».

Это был не просто смелый план, это был точный и реалистический план, но план наступательный, требующий людей, средств и широты действий. В принципе Россия всё это зоне Росса дать могла.

Записки молодого моряка изучал специальный комитет под председательством графа Алексея Андреевича Аракчеева, куда вошли адмиралы Шишков и Мордвинов, а также Нессельроде.

Адмирала Шишкова, министра народного просвещения и главноуправляющего ведомством иностранных исповеданий, привлекли, очевидно, в связи с запиской об «Ордене восстановления», и по проекту ордена Шишков 3 декабря 1824 года сообщил автору идеи, что император находит её «увлекательной, но неудобоисполнимой». И ещё сложнее было с идеями развития Русской Америки…

Как мы знаем, здесь дел а с началом 1820-х годов обстояли уже невесело. Мордвинов Завалишина поддержал, сознавая важность закрепления России в Калифорнии, а Нессельроде не менее решительно возражал.

О позиции Аракчеева источники умалчивают, но само молчание историков позволяет предполагать, что жёсткого «нет» он не сказал. Граф Аракчеев был человеком достаточно широкого ума, и хотя у историков он имеет репутацию гонителя флота, русские моряки как-никак дважды нанесли его имя на морские карты мира. В 1817 году Коцебу открыл атолл Аракчеева, а Беллинсгаузен в 1820 году — остров Аракчеева. А ведь русские океанские моряки лебезить не умели, да и граф любил не лесть, а точность исполнения приказа. Но даже если Аракчеев был на стороне лейтенанта, это не изменило бы ничего… На записке Завалишина от 3 ноября 1824 года лежала чёрная тень Конвенции от 5 апреля 1824 года, а скоро эту записку окончательно перечеркнёт англо-русская Конвенция февраля 1825 года.