Сергей Кремлёв - Русская Америка. Слава и боль русской истории

Завалишин разочарован, но остаётся ещё непосредственно хозяин Форт-Росса — РАК. Директора Компании знакомятся с мыслями Завалишина и заинтересовываются ими — у них ведь и самих были соображения на сей счёт. Начинают разрабатываться некие совместные планы.

Одновременно в конце 1824 года, если верить некоторым источникам, Рылеев привлёк Завалишина в Северное общество, хотя здесь достоверности нет. Позднейшие «Воспоминания» самого Завалишина проясняют далеко не всё, в них лишь подтверждается факт широких контактов молодого лейтенанта и Рылеева, а также общая осведомлённость первого о планах тайного общества, одним из руководителей которого был второй. К тому же 14 декабря 1825 года Завалишина в Петербурге не было. Однако 30 декабря он был арестован в Симбирске, доставлен в столицу, допрошен и 18 января 1826 года освобождён. А 2 марта арестован вновь.

Сам по себе арест по «делу 14 декабря» ещё не был гражданской смертью, что доказывает пример известного всем нам Александра Сергеевича Грибоедова… Он был арестован 21 января 1826 года в Грозном, привезён фельдъегерем в столицу на главную гауптвахту 11 февраля и освобождён лишь 2 июня 1826 года, но — как! По высочайшему повелению Грибоедова освободили с оправдательным аттестатом, с производством в следующий чин и выдачей не в зачёт годового жалованья!

Не всегда, видно, от ума — горе.

Но вообще-то любой арест вызывал у окружающих, конечно, панику. Много позднее в своих мемуарах Дмитрий Иринархович вспоминал: «Директор (РАК. — С.К .) Прокофьев со страху после 14 декабря сжёг все бумаги, где только упоминалось моё имя, а не только те, которые шли лично от меня». Однако настырный Завалишин успел 24 января (5 февраля) 1826 года направить письмо уже Николаю, где были и такие строчки:

«Калифорния, поддавшаяся России и заселенная русскими, оставалась бы навсегда в её власти. Приобретение её гаваней и дешевизна содержания позволили бы иметь там наблюдательный флот, который доставил бы России владычество над Тихим океаном и китайскую торговлю, упрочили бы владение другими колониями, ограничили бы влияние Соединённых Штатов».

Если бы идеи Завалишина, развивавшие идеи петровские, ломоносовские, шелиховские, резановские, барановские, стали во второй половине 1820-х годов реальной государственной линией, то к концу XIX века у России не было бы никаких проблем на Тихом океане и не надо было бы искать незамерзающих гаваней для русского флота то в японском Нагасаки, то в незадачливом русском Порт-Артуре на китайской земле…

И ВОТ тут возникает некое предположение… Американист Н.Н. Болховитинов, приводя в 1990 году вышецитированный отрывок из письма от 24.01(5.02).26 года, утверждает, что Завалишин написал его в тюрьме. Но лейтенант Завалишин был освобождён из-под ареста ещё 18 января 1826 года, а вторично был арестован у дежурного генерала Главного штаба лишь 2 марта и до 4 апреля содержался в Главном штабе, а уже потом был переведён в Петропавловскую крепость. Причём эти сведения доверия заслуживают, ибо взяты из биографического справочника «Декабристы», изданного издательством «Наука» в 1988 году под редакцией академика Нечкиной.

Чем же объяснить получающийся разнобой?

Если письмо было написано 24 января, то оно было написано не в тюрьме, а на воле. Но почему кому-то надо было наводить тень на ясный день и представлять дело так, что письмо ушло из тюрьмы? И если это письмо — потенциальная «бомба» под будущее владычество США на Тихом океане — было написано Завалишиным на воле, то не кроется ли в нём, в этом «калифорнийском» письме, тайна вторичного ареста? Ведь настырный Завалишин на воле мешал Нессельроде и ему подобным уродам более чем сильно!

История с письмом, как и вообще история опалы Завалишина, выглядит странно, если не усмотреть за ней сознательной злонамеренной воли. В своих «Воспоминаниях» Завалишин пишет, что сразу после того, как его привезли из Симбирска в Зимний дворец, его принял вечером сам Николай и заявил арестованному: «Я очень много слышал о вас хорошего. Надеюсь, что не будет недостатка в случаях употребить с пользою ваши способности… Изложите ваши идеи о флоте и по другим предметам, о чём найдёте нужным, и завтра представьте мне лично вашу записку в шесть часов вечера».

Вскоре Завалишина освободили из-под стражи и у него появился неожиданный реальный шанс на реальные государственные роли. Новый арест всё перечеркнул — навсегда.

Никакие, даже самые тщательные, исследования и разыскания уже не дадут ответа на вопрос: «Что сыграло в аресте и суровом осуждении Завалишина решающую роль — его весьма косвенная причастность к движению или происки тех, кто боялся влияния «американских» идей Завалишина на императора, боялся потенциального государственного значения Завалишина?» Но логика истории и логика борьбы враждебных России сил против русского дела на Тихом океане верный ответ подсказывают: Завалишина перед Николаем сознательно оболгали и оклеветали, причём здесь явно не обошлось без Нессельроде.

Хотя ведь и тот же Миддлтон в то время в Петербурге пребывал — в качестве посланника США, и пребывал там уже пять лет. За этот срок можно было обрасти и информаторами, и влиятельной агентурой во всех кругах петербургского общества, а уж в дворцовых — наверняка.

ДА, ТОЧНЫЙ ответ, будь он ей задан, вряд ли смогла бы дать даже такой крупнейший знаток проблемы, как покойная академик Нечкина… Но дополнительную информацию к размышлению мы у неё найдём… В помянутом выше справочнике «Декабристы» был также опубликован «Алфавит членам бывших злоумышленных тайных обществ и лицам, прикосновенным к делу, произведённому Высочайше утверждённою 17-го декабря 1825 года Следственною комиссиею». Этот «Алфавит…» был составлен в 1827 году правителем дел Следственного комитета А.Д. Боровковым.

В «Алфавите…» есть имена братьев Львовых (оба были 21 февраля 1826 года освобождены с аттестатом), и я приведу — полностью — справку на второго из них:

« ЛЬВОВ 2-ой Василий Федоров. Поручик лейб-гвардии Измайловского полка.

В показании мичмана Дивова между прочим упоминалось, что накануне 14-го декабря в квартире его и Беляевых поручик Измайловского полка Гудим рассказывал слышанное им от Львова и брата его, вышеозначенного, будто бы член Государственного совета Мордвинов, уезжая из дому отца их, Львовых, во дворец для присяги государю императору Николаю Павловичу, говорил: «Может быть, я уже не возвращусь, ибо решился до конца жизни своей противиться сему избранию», и обратясь к детям Львова (сим двум братьям), сказал: «Теперь вы должны действовать». Беляевы подтвердили сие слово в слово. Гудим, допрошенный в Комиссии, после долгого запирательства признался, что говорил вышеизложенное и слышал оное от Львовых. Но Львовы, по приказанию его высочества вытребованные в Комиссию 24 февраля, как при допросе, так и на очных ставках с Гудимом отвергли сие показание, утвердив, что они ничего даже и подобного сами не слыхали и ему не говорили и что адмирал Мордвинов и не был у отца их между 27-м ноября и 14-м декабря.