Коллектив авторов - История гражданской войны в СССР в 5 томах. Т. I. [Без иллюстраций]

Другой виднейший представитель промышленности Варвар на заседании Особого совещания по обороне 23 сентября обосновал полную законность и необходимость локаутов, выдвинув следующий тезис: "Никакой власти на заводах не существует, и поэтому единственным оружием борьбы с рабочим у заводчиков является закрытие предприятий"[473].

Варзар возражал даже против пункта проекта о закрытии предприятий промышленниками только с согласия правительства, ибо это ограничение по его мнению помешало бы хозяевам бороться против чрезмерных требований рабочих.

Горнопромышленники грозили локаутом во вседонбассовском масштабе. В Петрограде к октябрю были закрыты 40 предприятий. В октябре московские фабриканты хотели объявить локаут 300 тысячам рабочих. На Урале было закрыто 50 процентов предприятий. Накануне Октябрьской революции в Екатеринославе были выброшены на улицу 50 тысяч рабочих. Локаут разрастался до всероссийских масштабов.

Меньшевистские министры поддержали явных корниловцев. П. Н. Колокольников, товарищ министра труда и товарищ по партии социал-демократа Гвоздева, еще 26 июля на заседании Экономического совета прямо заявил, что Министерство труда признает за предпринимателями право на применение локаутов.

Ускоренными темпами шло наступление на социальные завоевания рабочего класса в революции. В начале сентября Главный комитет объединенной промышленности - один из важнейших организационных и экономических буржуазных центров - решил не оплачивать время заседаний членам совета, фабрично-заводских комитетов и членам совета старост. Этот удар по организациям рабочего класса явился завершением ряда решительных мер, предпринятых социал-демократом Скобелевым. Незадолго перед этим, при вступлении в министерство, он демагогически грозил отнять у буржуазии 100 процентов ее прибылей. На деле Скобелев попытался отнять у рабочих 100 процентов их завоеваний. 28 и 29 августа министр труда запретил заседания фабрично-заводских комитетов в рабочее время и вмешательство их в вопросы найма и увольнения, т. е. по существу ликвидировал фабрично-заводские комитеты. Так "социалистический" министр, замахивавшийся кулаком в сторону буржуазии, опустил этот кулак на голову рабочего класса.

Саботаж капиталистов быстро сказался в сильном сжатии производства. В металлургической промышленности во второй четверти года работали 42 домны, в третьей - 41, к концу же октября работали только 33 домны. Особенно резко сокращалось производство за период июль - октябрь. Добыча угля также падала катастрофически: в июле было добыто 119 миллионов пудов угля, в августе - 115, а в сентябре - 110.

На производительности труда сказались прежде всего военные мобилизации. Как раз в тех районах, где падение производительности было особенно сильным (Донбасс и Урал), среди рабочих чрезвычайно увеличилось количество женщин, подростков и военнопленных. По признанию самих капиталистов производительность труда военнопленных была вдвое ниже обычной, а на Урале и в Донбассе военнопленные с оставляли больше трети всех рабочих. Перебои с топливом и сырьем, ухудшение их качества, изношенность оборудования, отсутствие нужного ремонта, понижение квалификации рабочих - все это било по производительности труда. Закрытие предприятий только завершало срыв нормального хода производства. Характерно, что на предприятиях, где еще до Октябрьской революции управление перешло к рабочим, например, на Московском металлургическом заводе Гужона, производительность труда неуклонно поднималась.

Но особое влияние на производительность труда оказало ухудшение питания рабочих. Рабочие Москвы и Петрограда в сентябре и октябре получали менее полуфунта хлеба в день, а в ряде районов они просто голодали. По данным Министерства труда заработная плата за период войны по Москве увеличилась на 515 процентов, а цены на основные предметы питания выросли за это время в Москве на 836 процентов, на предметы широкого потребления - даже на 1109 процентов. В Петрограде средний почасовой заработок металлиста с марта по май увеличился на 57,8 копейки, а с мая по август - только на 8,2 копейки. Темпы прироста заработной платы после июльских событий замедлились и в результате наступления буржуазии на рабочий класс почти сошли до нуля. Темпы же роста цен за период май - август были необычайны. Товарный индекс (стоимость набора товаров широкого потребления) по России увеличился с 4,20 до 7,25, т. е. цены почти удвоились, а это означало падение почти в два раза реальной заработной платы. В среднем в 1917 году она составляла 57,4 процента заработной платы 1913 года. Таким образом, за год войны и особенно за восемь месяцев буржуазного режима произошло полное обнищание рабочего класса. Рабочий стал хуже питаться, одеваться. Полуголодное же или голодное существование рабочего не просто било по производительности труда, а убивало ее. Ленин подвел такой итог деятельности промышленников: "Капиталисты умышленно и неуклонно саботируют (портят, останавливают, подрывают, тормозят) производство, надеясь, что неслыханная катастрофа будет крахом республики и демократизма, советов и вообще пролетарских и крестьянских союзов, облегчая возврат к монархии и восстановление всевластия буржуазии и помещиков"[474].

Корниловщина в промышленности росла и углублялась, захватывая и другие области хозяйственной деятельности.

Проблема финансов грозно вырастала перед правительством. В июле-августе война пожирала ежедневно огромную сумму в 66,6 миллиона рублей. В начале июля по подсчетам капиталиста Бубликова 12 - 14 миллиардов предстоящих расходов не имели "определенного покрытия"[475]. Курс рубля быстро падал. За период хозяйничанья Керенского падение рубля происходило удвоенными темпами по сравнению с 1916 годом. Запять месяцев рубль потерял 25 процентов своей стоимости. Сократился на сумму около одного миллиарда приток вкладов на текущие счета в кредитных учреждениях. С апреля рост вкладов почти прекратился. Вклады, составлявшие на 1 марта 3,05 миллиарда рублей, к 1 октября уменьшились до 1,63 миллиарда. В 1916 году было выпущено на 1,5 миллиарда бумажных денег, а за пять месяцев революции - на 4,5 миллиарда. Лавина дензнаков - "керенок", как их называли, - затопила страну. Финансовое хозяйство трещало и расползалось по всем скрепам, как затертый льдами корабль. Финансовая политика правительства, искавшего выхода из положения путем печатания бумажных денег, вызвала возмущение даже у Рябушинского. Он усмотрел в этом - и совершенно верно - продолжение политики старой власти и заявил, что это уже никого "не прельщает".

Падающий рубль толкал промышленность и все народное хозяйство в бездну нового кризиса. Правительство искало средств .исцеления страны от финансового краха, но ничего не могло придумать кроме ускорения деятельности печатного станка. В отчаянии профессор Туган-Барановский выдвинул проект принудительного займа у капиталистов. Профессор Гензель подсчитал, что заем может дать 10 миллиардов дохода. Но против отчаявшихся смельчаков веско выступила буржуазная печать и заставила их смолкнуть. Созванное в Министерстве финансов совещание высказалось против такого займа, ссылаясь на существующее "и без того высокое прямое обложение". Провалив косвенное обложение буржуазии в виде займа, та же буржуазная печать высказалась за усиленное косвенное обложение трудового населения. "Торгово-промышленная газета" - орган фабрикантов и заводчиков - 3 августа подчеркивала, что главное на новом этапе - не прямые, а косвенные налоги.