Коллектив авторов - История гражданской войны в СССР в 5 томах. Т. I. [Без иллюстраций]

В Казанскую губернию в сентябре было направлено до 2 776 человек. Однако с места сообщали: "Некоторые команды совершенно не пригодны: так в Козьмодемьянской уезде при выступлении женщин солдаты разбежались"[513].

Даже наиболее верная буржуазии сила, перешедшая от старого порядка к Керенскому, отказывалась служить. "В Гресской волости, - сообщают в октябре из Минской губернии, - командированные для водворения порядка казаки бежали вследствие угрозы крестьян побить их камнями"[514].

Там же, где удавалось навести внешний порядок ценой расстрелов, положение оставалось очень напряженным. "Пока дело касается вопросов общего характера, - отмечали "Русские ведомости", характеризуя положение в деревне, - крестьяне сдержанны, спокойны, внимательно слушают, но как только оратор коснется вопроса местного, спокойствие и выдержка моментально исчезают"[515].

Иллюзии помещиков быстро рассеялись. Не сумев подавить крестьянское движение в июле-августе, правительство оказалось бессильным перед крестьянским восстанием в сентябре-октябре. В этих условиях помещики вынуждены были решиться на опасный маневр - попробовать создать видимость передачи своей земли крестьянам. Надо было попытаться передать землю полупомещичьим (эсеровским) комитетам и, таким образом, сохранив основу своей силы, разгромить крестьянское восстание.

Председатель съезда волостных, уездных и губернского земств Саратовской губернии телеграфировал 5 октября в Министерство внутренних дел: "Единственной мерой, способной остановить развитие беспорядков, является немедленная передача всех владельческих земель в распоряжение земельных комитетов"[516].

Тринадцатого октября нижегородский губернский комиссар Временного правительства вместе с губернским земельным комитетом и комитетом партии эсеров телеграфно настаивал на передаче всех земель комитетам "ради спасения культурных хозяйств и успокоения населения"[517]. Подобно тому как на предыдущем этапе крестьян обманывали обещаниями эсеров, речами Чернова, так и сейчас эта почетная задача была возложена на нового министра земледелия правого эсера С. Маслова. Еще в июле Маслов обнаружил незаурядные министерские способности. В своем выступлении на второй сессии Главного земельного комитета он ухитрился, защищая интересы помещиков, стать "над" стремлениями различных классов. "Это требует того, - говорил будущий министр, - чтобы над всеми земельными отношениями на местах стал какой-то высший орган, какое-то высшее право, высшая норма, которая бы, с одной стороны, наложила руку на помещиков, с другой - на крестьян и урегулировала бы их взаимные отношения"[518].

Такой министр был просто находкой для помещиков. Сменив Чернова, С. Маслов поспешил заявить, что он продолжит линию своего предшественника. В первой половине октября плодовитый и энергичный министр внес в правительство ряд проектов: об урегулировании земельных отношений, об арендном фонде, о спорах по арендным договорам и пр. Законы были внесены в правительство "своевременно".

Главный совет союза земельных собственников в своем заседании от 1 октября с участием 25 представителей губернских организаций дал яркую характеристику положения на местах. "Аграрные беспорядки охватывают все большую часть страны, принимают все более дикий разрушительный характер, все чаще сопровождаются насилием и убийствами, жертвами беспорядков становится наряду с землевладельцами вся наиболее зажиточная часть крестьянства. Сельская Русь гибнет материально, гибнет нравственно и духовно..."[519]

В этой накаленной атмосфере к проектам Маслова отнеслись более внимательно, чем к черновским. Последний министр земледелия проявил еще большую гибкость, чем "гибкий" Чернов. 16 октября Маслов на закрытом заседании Главного земельного комитета доложил свой проект закона о передаче земли земельным комитетам до Учредительного собрания. По проекту при земельных комитетах создавался особый арендный фонд, куда передавались государственные и монастырские земли. Из помещичьих передавались лишь земли, сдававшиеся прежде владельцами в аренду, причем последние получали арендную плату. Правда, помещикам еще рекомендовалось добровольно передавать земли в арендный фонд.

Ленин так разоблачал этот закон: "Это не конфискация помещичьего землевладения, а укрепление его... Кадеты делают вид, что проект эсеров необычайно "революционный", и во всех буржуазных газетах поднят шум против проекта... Все это - комедия, игра, запрос торгующегося купца, который видит бесхарактерность эсеров и надеется еще больше отторговать. На самом же деле проект С. Л. Маслова есть "пимещичий" проект, писанный для соглашения с помещиками, для спасения их"[520].

Семнадцатого октября правительство признало необходимым дополнительно разработать проект и направило его в особую комиссию. Комиссия еще больше обкорнала проект. Он снова обсуждался на заседании Временного правительства 24 октября. Спасти помещиков и буржуазию уже не могли ни Керенский, ни Маслов несмотря на все хитроумные попытки кадетов. Аграрный вопрос остался неразрешенным, подобно тому как остались неразрешенными вопросы регулирования промышленности и улучшения работы транспорта.

Снабжение городов продовольствием с каждым днем ухудшалось. За четыре месяца деятельности Пешехонова погрузка на железных дорогах продуктов вообще сократилась в три раза, а погрузка продовольствия - в два с половиной раза. Министерство продовольствия почти бездействовало.

"Борьбу с катастрофой, - писал Ленин, - повели самочинные демократические организации, всякого рода комитеты снабжения, продовольственные комитеты..."[521] Помещики и кулаки со всех сторон наступали на хлебную монополию. Общественные организации и прежде всего столичные советы рабочих и солдатских депутатов требовали от правительства резкого отпора хлебным спекулянтам. Но "народный социалист" Пешехонов ничего не предпринимал. На заседании Общегосударственного продовольственного комитета 24 августа был заслушан доклад по вопросу "об установлении, временной надбавки к цене продуктов, заготовляемых за счет кредитов, открываемых Министерству продовольствия по постановлению Временного правительства от 19 мая 1917 года"[522]. Продовольственный комитет единогласно решил установить временную надбавку в 7 процентов к цене всех продуктов. Конечно, 7 процентов были значительно меньше 100 процентов надбавки, сделанной правительством. Но и 7 процентов пробивали брешь в твердых ценах, которую можно было расширить до желаемых размеров. Голосуя за 7 процентов, представители демократии своими руками помогли правительству сломать твердые цены.