Коллектив авторов - История гражданской войны в СССР в 5 томах. Т. I. [Без иллюстраций]

На предложение милиционера прекратить потраву помещик заявил: "До Учредительного собрания своей земли я хозяин, и потому, что хочу, то и буду делать". На вопрос, как он решил убирать рожь, помещик ответил: "Рожь останется в поле неубранной... До этого нет никому дела, так как рожь - мое достояние"[504]. Делегат Могилевской губернии на второй сессии Главного земельного комитета заявил, что помещик Сипайло "систематически уничтожает свое хозяйство. Весь племенной скот он продает втихомолку, тайком, по 12 - 14 коров еженощно, сельскохозяйственные орудия продает кому попало, свои хлеба и луга травит"[505].

Земельная управа сообщала из Балашовского уезда в конце июля, что "помещики не убирают сена и хлеба, иногда сжигают их или вытравливают скотом"[506].

Вредительская политика землевладельцев вызывала соответствующий отзвук в крестьянстве и толкала его на усиление борьбы с помещиками. Комитет земельных собственников юга России телеграфировал Керенскому: "Законы, изданные Временным правительством в целях прекращения анархии, и приказ верховного главнокомандующего от 31 июля сего года в полном небрежении, а деревня живет и действует по постановлению местных, самочинных организаций... Подобное положение приведет к полному крушению сельского хозяйства со всеми гибельными последствиями. Главный комитет союза земельных собственников просит Временное правительство в интересах государственных безотлагательно принять меры к прекращению катастрофически вредной деятельности земельных комитетов... и ограждению личности и имущества землевладельцев"[507].

Эта характеристика положения в деревне была дана за три дня до выступления Корнилова. Речь шла уже не только о земле. Надо было защищать жизнь помещика и все его имущество. С этой задачей могла справиться только корниловская политика, начатая правительством в июле.

Восьмого сентября правительство постановило подчинить земельные и продовольственные комитеты судам по административным делам. Крестьянские организации вновь оказались под сапогом помещика, сидевшего в административном аппарате. В тот же день, 8 сентября, "победивший" Корнилова председатель директории и верховный главнокомандующий Керенский поспешил доказать свою верность побежденному генералу. Керенский издал приказ Ж 911 в дополнение и подтверждение приказа Корнилова от 31 июля. Вез всякой претензии на оригинальность новый верховный главнокомандующий буквально повторил приказ Корнилова. "Безусловно воспрещаю, - писал Керенский, - насильственно захватывать посевы или собранный хлеб... отбирать насильственным, незаконным путем живой и мертвый инвентарь..."[508]

Вместе с тем правительство продолжало свою старую политику обмана крестьянства. "Мужицкого министра" Чернова сменил эсер Семен Маслов. Однофамилец последнего Петр Маслов, меньшевистский теоретик по аграрному вопросу, поспешил подвести итоги черновской деятельности. "Мужицкая политика... - писал он в газете "День", - является вредной в конце концов для тех же крестьян... Временное правительство, невидимому, несколько сглаживало и нейтрализовало партийный характер мероприятий Министерства земледелия. Благодаря этому сглаживанию при разумной гибкости Чернова деятельность Министерства земледелия не имела дурных последствий..."[509]

В этой оценке заключалась вся программа эсеро-меньшевистского блока. И если вплоть до Октябрьской революции помещики не ощущали еще настоящих "дурных последствий" крестьянского движения, они целиком были обязаны этим "разумной гибкости" эсеров и меньшевиков.

Продолжая политику обмана крестьянства, правительство в своей декларации 27 сентября заявило, что "непосредственное упорядочение поземельных отношений должно быть возложено на земельные комитеты, в ведение которых в порядке, имеющем быть установленным особым законом, но без нарушения существующих форм землевладения, могут быть передаваемы земли сельскохозяйственного назначения... для спасения народного хозяйства от окончательной разрухи"[510].

Эта декларация была подготовкой к ловкому маневру Керенского. Маневр заключался в том, что в условиях растущего крестьянского восстания спасти народное", т. е, помещичье, хозяйство "без нарушения существующих форм землевладения" можно было, только передав помещичьи гнезда в ведение губернских комитетов. Губернские комитеты возглавлялись и руководились помещиками. Земля попала бы в случае успеха такого маневра в верные руки. Но помещики и в губернских комитетах держались не очень твердо. Прежде чем решиться на этот опасный шаг, Временное правительство взялось за укрепление "власти на местах". В заседании от 29 сентября правительство признало "необходимым в губерниях, в коих имеют мест о аграрные беспорядки, образовать особые комитеты, на обязанности коих было бы возложено принятие неотложных мероприятий по ликвидации возникающих на местах недоразумений и ограждению порядка и законности в сфере земельных отношений"[511].

Второй пункт решения определял состав этих "особых комитетов". В эти полевые земельные суды входили представители центральной власти на местах и "представители местных общественных самоуправлений... которые имеют непосредственную связь с вопросами, касающимися земельных отношений"[512].

"Непосредственную связь" с землей имели, конечно, только помещики. В их руки отдавались "особые комитеты" как средство для расправы с крестьянством. Губернским комиссарам и военным властям было дано указание действовать в согласии с особыми комитетами и не останавливаться для подавления беспорядков перед применением вооруженной силы.

Машина заработала. Вооруженная расправа Временного правительства с крестьянским движением в сентябре-октябре стала применяться все чаще. В марте - июне было 17 случаев вооруженного подавления восстаний, в июле-августе - 39, в сентябре-октябре - 105. У некоторой части помещиков начали даже появляться иллюзии, что Керенский, пожалуй, крепнет. "Знать, он силен", коль вооруженной рукой подавляет мужиков. В наиболее неспокойных районах вводили военное положение. В Тамбовскую губернию был послан отряд под командованием капитана Мироновича. При отряде находился приехавший из Москвы прокурор судебной палаты А. Ф. Стааль, член Главного комитета Крестьянского союза. Как трудно было этим господам "успокоить" крестьян - говорят средства, которые они применяли. В деревню посылались кавалерия, казаки и... броневики. Под прикрытием броневиков, привезенных членом Главного комитета Крестьянского союза, помещики подняли голову. Тамбовское чрезвычайное губернское дворянское собрание потребовало возвращения захваченной земли, повышения арендной платы и, главное, решительных действий.