Йоханан Петровский-Штерн - Евреи в русской армии: 1827—1914.

Именно в этом контексте, как нам представляется, следует рассматривать распространение на евреев рекрутской повинности. К 1825–1826 гг. Канкрин разочаровался в местной бюрократии, совершенно неспособной воплотить в жизнь его замысел, касающийся введения жесткого налога с мелкой торговли, ремесленного производства и мануфактуры. Кроме того, Канкрин обнаружил, что противостоять еврейской конкуренции в западных губерниях чрезвычайно сложно и что единственная тому причина — демографическая. В черте оседлости евреев оказалось слишком много. И потому посреднические деревенско-городские сословия все еще представляли главное препятствие экономическим планам министра финансов. Юлий Гессен (1871–1939), выдающийся русский еврейский историк, справедливо заметил, что не военное ведомство, но прежде всего Министерство финансов в лице Канкрина предложило удивительное решение экономических проблем Западного края, а именно радикальное уменьшение еврейского населения за счет введения натуральной рекрутской повинности {77} 77 54 Гессен Ю. История еврейского народа в России. Т. II. С. 32–33. . Сохранив министерский портфель при новом императоре, Канкрин, разумеется, обсуждал с Николаем I проблемы государственного бюджета и препятствий к снижению его дефицита {78} 78 55 Именно в этом контексте следует читать предложение Канкрина о выплате особого вознаграждения доносчикам — «открывателям контрабанды», одобренное Николаем и обнародованное Сенатом 24 августа 1827 г., за два дня до введения рекрутской повинности. См.: ПСЗ II. Т. 2. № 1328. . У Николая, как известно, ключ к решению трудных проблем был один: бесполезных для государственной казны и мешающих политике правительства — в рекруты {79} 79 56 Роль военного воспитания и фактор «военного идеализма» в формировании мировоззрения Николая I подробно обсуждается в зарубежной историографии. См.: Lincoln В.W. Nicholas I: Emperor and Autocrat of all the Russians. London, 1978. P. 50–68; Riasanovsky N. Nicholas I and Official Nationality in Russia, 1825–1855. Berkley; Los Angeles: University of California Press, 1959. P. 43; Keep J.L. Soldiers of the Tsar. Army and Society in Russia, 1562–1874. Oxford: Clarendon Press, 1985. P. 315–317, 323–325; Stanislawski M. Tsar Nicholas I and the Jews: The Transformation of Jewish Society in Russia. 1825–1855. Philadelphia: Jewish Publication Society of America, 1983. P. 14–15. . А если учесть особые отношения Канкрина и царя, то вряд ли стоит удивляться, что Николай мгновенно согласился с предложением своего министра финансов.

В России наборы в армию не проводились ни в 1824, ни в 1825, ни в 1826 гг. {80} 80 57 См., в частности, упоминание об этом в манифесте о рекрутском наборе: «в течение трех лет сряду Государство Наше не имело нужды в рекрутских наборах. Хозяйственные упражнения любезных наших верноподданных в недрах их семейств в течение сего времени ничем не прерывались» (ПСЗ II. Т. 2. № 1331). . С первого николаевского набора, объявленного в 1827 г., и до 1831–1832 гг. натуральная рекрутская повинность была введена для различных слоев населения империи, ранее освобожденных от набора, — в основном представляющих для государства экономическую проблему (об этих группах позже). Еще с 1776 г. население империи делилось на шесть категорий в отношении налогообложения и воинской повинности: в первую категорию попадали православные и неправославные, платившие подати и поставлявшие армии рекрутов, а во вторую — православные и неправославные, платившие подати и рекрутов не поставлявшие. В другие категории входили неправославные христиане, казаки, военные поселенцы и т. д. {81} 81 58 Khodorkovsky М. The Conversions of Non-Christians in Early Modem Russia // Of Religion and Empire: Missions, Conversion, and Tolerance in Tsarist Russia / Ed. by R.P. Geraci and M. Khodarkovsky. Ithaca; London: Cornell University Press, 2001. P. 118. В первые годы своего правления Николай I решительным образом упростил эту многоступенчатую систему. Он существенно расширил число групп и сословий, обязанных поставлять рекрутов для армии, уделив особое внимание второй категории и добавив к необходимости уплачивать государственные налоги обязанность поставлять рекрутов для армии. В этой, второй группе и оказались евреи-налогоплательщики, которым до сих пор (так же, как и христианскому купечеству) разрешалось отправлять рекрутскую повинность деньгами, а не натурой.

Бесспорно, встреча евреев с русской армией — один из самых драматических моментов в истории евреев Восточной Европы. Иначе и быть не могло — ведь то была попытка ассимилировать с русским большинством изолированное этническое меньшинство, населяющее западные окраины империи. Рекрутчина должна была ограничить евреев как наиболее экономически развитую посредническую группу и вместе с изгнанием из деревень максимально отдалить евреев от крестьян — чтобы обеспечить государственную монополию на хлеботорговлю. Евреи либо выселялись в слаборазвитые городские центры — задолго до урбанистического взрыва, либо попадали в условия русского военного крепостничества {82} 82 59 О дореформенной армии как об одной из форм крепостничества см.: Кавелин К.Д. Записка об освобождении крестьян, 1855 // Русская старина (далее — PC). 1886. № 1 (январь) Т. 49. С. 136–138. . Армия уравняла евреев, как правило, грамотных, с поголовно безграмотным русским крестьянством. Армия лишала еврея традиционной и хорошо знакомой общинной среды и помещала его в среду совершенно неизвестную и пугающую. В армии столкнулись лицом к лицу еврейский этноцентризм и православная ксенофобия. Наконец, рекрутская повинность подчинила евреев, представителей свободного податного сословия, той самой государственной институции, которую и русские историки, и русские чиновники считали заведением пенитенциарным {83} 83 60 Достаточно упомянуть о том, что для бродяг и преступников младше 20 лет, а также для наказанных евреев и сектантов Николай решил заменить ссылку в Сибирь на поселение службой в армии. См.: Тавастшерн А. Военно-тюремные учреждения // Столетие Военного министерства: В 13 т. СПб.: Главный штаб, 1911. Т. XII. Кн. I. Ч. III. С. 257–277. .

Условия службы в русской армии XIX столетия вряд ли можно назвать идиллическими или даже удовлетворительными. Не случайно единственное фундаментальное исследование о солдатах русской армии приводит крайне нелицеприятную оценку рекрутчины, данную русским общественным мнением {84} 84 61 Kimerling Wirtschafter Е. From Serf to Russian Soldier. Princeton: Princeton University Press, 1990. P. 3. . В дореформенной России армия была, пожалуй, наиболее консервативным учреждением. Двадцатипятилетняя действительная служба превращала крестьянина в государственного крепостного, одетого в казенный мундир. Ни право владения новым солдатским имуществом, ни право продвигаться по службе и подниматься до мелкого государственного чиновника не могли перевесить недостатков военной службы, которую проклинали и ненавидели и бездомный православный бродяга, и брошенный на произвол судьбы сирота из католиков. Массовые уклонения от призыва и членовредительство среди потенциальных рекрутов всех конфессий убедительно демонстрируют, насколько сильным было неприятие военной службы в обществе {85} 85 62 Ibid. P. 5–8. . Тот факт, что армия использовалась как место ссылки для всевозможных преступников, начиная от воров и насильников и до польских бунтовщиков, еще больше обострял эти чувства. Командование армии всех уровней нещадно эксплуатировало солдат в своих экономических интересах. Благодаря патерналистским отношениям между офицерами и солдатами экономическая эксплуатация нижних чинов превратилась общепринятую форму взаимоотношений в армии. И солдата и офицера вполне устраивала такая ситуация, поскольку и тот и другой зависели от внушительного ротного хозяйства, а не от смехотворно малого государственного пособия. Вдобавок ко всем своим отрицательным качествам армия опиралась на круговую поруку средних и нижних чинов и потому была лишена внутренней динамики, которая могла бы подвести ее к реформе.