Йоханан Петровский-Штерн - Евреи в русской армии: 1827—1914.

Русское правительство еще не заняло активную антипольскую позицию, как это случилось после 1830 г. и тем более 1863-го — после двух польских восстаний. Власти благоволили польскому дворянству (шляхте). Государственная экономика во многом зависела от традиционной экономической инфраструктуры западных губерний, опиравшейся, кроме всего прочего, на евреев-контракторов, торговцев-оптовиков, арендаторов и виноделов, незаменимых посредников польской экономики {28} 28 5 Rosman M.J. The Lords’ Jews: Magnate-Jewish relations in the Polish-Lithuanian commonwealth during the eighteenth century. Cambridge, Mass.: Harvard University Press and Harvard Ukrainian Research Institute, 1990. P. 106–142, а также см. библиографию в примечаниях 1 и 2 к р. 75. . Российские власти даже не пытались ослабить влияние землевладельцев-шляхтичей в западных губерниях империи. Двусмысленное, но в целом благоприятное отношение новых властей к польской шляхте положительно сказывалось на условиях экономической жизни евреев. Несмотря на давнее неприязненное отношение к евреям, именно польские помещики в конце 1800—1810-х годов убедили Александра I отменить решение об их изгнании из сельских местностей западных губерний. Поляки считали евреев незаменимыми партнерами по ведению хозяйства {29} 29 6 Оршанский И. Русское законодательство о евреях: Очерки и исследования. СПб.: Ландау, 1877. С. 275–279. и, в обход закона о запрете евреям арендовать недвижимость, прибегали к крестенции , той особой форме аренды, которая, вопреки официальному запрету, все же позволяла евреям через подставных лиц из христиан арендовать поместья, мельницы и пивоварни. Изгнание еврейского населения из приграничных и сельских областей (из так называемой пятидесятиверстной зоны), ударившее по еврейской общине в 1830-е годы, еще не началось, а было проведено в качестве местного эксперимента в нескольких белорусских губерниях в 1824 г. {30} 30 7 Правительственное решение приступить к изгнанию евреев из сельских местностей в эпоху Александра I так и не было приведено в действие. См.: ПСЗ I. Т. 29. № 22651; Т. 30. № 23424; закон об изгнании евреев из сельских местностей, объявленный в 1825 г., был постепенно введен в действие, затем отложен и вновь введен — но уже после 1830 г. См.: ПСЗ II. Т. 40. № 30402. Изгнание евреев из ряда белорусских губерний было осуществлено по инициативе Министерства финансов. См. дальнейшее обсуждение этой темы в настоящей главе. Польское восстание 1830 г. и революционные события 1863 г., окончательно уничтожившие польско-еврейский экономический альянс, оставались где-то в маловероятном будущем.

Традиционным местом обитания евреев черты оседлости считается штетл (местечко). Среди знаменательных историографических недоразумений понятие штетл — одно из основных наследий старого польско-еврейского быта — занимает почетное место. Представленное в русских государственных документах городским пространством с городского типа самоуправлением и смешанным населением, а в еврейских — еврейской деревней, где православного днем с огнем не сыщешь, местечко в действительности не было ни тем, ни другим. В историческом смысле слова штетл был частным польским городком, принадлежавшим магнату-шляхтичу, с населением в полторы-две тысячи человек. К концу разделов Польши он представлял собой поселок деревенского типа со слаборазвитой городской инфраструктурой (если такие громкие урбанистические метафоры вообще применимы к местечку XIX столетия), которому, из удобства метрикации и налогообложения, российская администрация переподчинила окружающие деревни со смешанным православным и еврейским населением.

Несмотря на явные городские коннотации слова местечко и тесную ассоциацию между ним и евреями черты, закрепившуюся в начале XIX в., евреи были преимущественно сельским населением. Это ключевое обстоятельство восточноевропейской еврейской культуры до сих пор недопонято русской исторической мыслью. Основная масса еврейского населения селилась вокруг шляхетского поместья — на негородской территории, где содержала деревенские почтовые станции и постоялые дворы, занималась (на самом высоком уровне социальной иерархии) откупом питейных промыслов, а также (на среднем и нижнем уровнях) факторством, арендаторством, шинкарством и корчмарством, не говоря уже о всевозможных ремеслах — кузнечном, скобяном, плотницком, гончарном. Наличие у живущих вокруг поместья евреев кормившего их сада с огородом во многом объясняет деревенский характер еврейского быта, который, разумеется, вкупе с городского характера подвижностью (в пределах черты оседлости) определял особенности их хозяйственной жизни — вплоть до тех пор, пока государство в лице Николая I не решилось насильственными методами переселить евреев из мест их многовекового проживания (деревень) туда, куда их насильно приписала екатерининская или александровская администрация. Мы не будем здесь переписывать заново историю местечка, но, полагаю, переосмысление польско-русского еврейства на рубеже XVIII–XIX вв. как городского по профессиональной ориентации и деревенского по месту жительства населения не за горами {31} 31 8 В этом смысле примечательна пионерская статья Джона Клира «Чем в действительности был штетл?» См.: Klier J.D. What Exactly was a Shtetl? // The Shtetl: Image and reality / Ed. by G. Estraikh and M. Krutikov. Oxford: Legenda; European Humanities Research Centre, 2000. P. 23–35. .

Местное население западных губерний — польское, украинское, белорусское, литовское — было по преимуществу сельским, совершенно, как, впрочем, и евреи, не заинтересованным в переселении в города и местечки {32} 32 9 О негородском характере польского населения и его нежелании переселяться в города см.: Wandycz Р. The Price of Freedom. A History of East Central Europe from the Middle Ages to the present. London; N.-Y.: Routledge, 1992. P. 4 1–4 2, 7 0–7 2, 177–178. . Торговля двигалась из местечка в деревню, не наоборот, как случилось позже, когда в 1850—1860-е годы крестьяне сами начали торговать на городских рынках. Крестьяне целиком и полностью зависели от товаров, привозимых в деревню. Именно поэтому на мелких сельских и местечковых ярмарках евреи, наиболее активная посредническая группа, не понаслышке знакомая с потребностями крестьянства, сделались важнейшим торговым агентом. Казалось, преобладанию евреев в местечковом хозяйстве и торговле практически ничего не угрожает {33} 33 10 В этом смысле «русское» еврейство сохраняло свои «польские» характеристики. См., например, о роли евреев в местечковой торговле в кн.: Hundert G.D. The Jews in a Polish Private Town: The case of Opatov in the Eighteenth century. Baltimore; London: The John Hopkins University Press, 1992. P. 54–57. . Русская колонизация юго-западных территорий также не представляла собой особой угрозы еврейскому хозяйству, поскольку евреи количественно превосходили переселяемое в Украину и Восточную Польшу русское население. Кроме того, мелкая еврейская торговля, основанная на быстром товарообороте и небольшом доходе, оказывалась, как правило, более эффективной, чем неповоротливая оптовая торговля русского купечества, привыкшего к значительным доходам и медленному обороту товаров и денег {34} 34 11 Clem R.S. Population change in the Ukraine in the nineteenth century // Ukrainian Economic History. Interpretative Essays / Ed. I.S. Koropeckyj. Cambridge, Mass.: Harvard University Press for Harvard Ukrainian Research Institute, 1991. P. 245. .