Чайна Мьевилль - Октябрь [litres]

Так что когда на второй день совещания руководство большевиков получило два новых письма от их главы из подполья, это был гром среди ясного неба.

С каменной уверенностью он переменил мнение о всех своих недавних предположениях о примирении.

«Получив большинство в обоих столичных Советах рабочих и солдатских депутатов, – начиналось первое послание, – большевики могут и должны взять государственную власть в свои руки». Ленин осмеял совещание как сборище «соглашательских мелкобуржуазных верхов». Он потребовал, чтобы большевики объявили о необходимости «немедленной передачи власти революционным демократам во главе с революционным пролетариатом» и ушли.

Заявление совершенно ошеломило товарищей Ленина.

Как ни парадоксально, эта ситуация была логическим продолжением сдвига влево всей России. Эта тенденция проявилась в надеждах Ленина на сотрудничество, а теперь вызвала перемену в его взглядах. Благодаря этой тенденции большевики одержали победу в Советах двух главных городов, и Ленин заволновался о том, что произойдет, если партия не станет действовать самостоятельно. Он боялся, что революционный запал может испариться, или страна впадет в анархию, или возможной жесткой контрреволюции.

Немецкую армию и общество сотрясали беспорядки. Ленин был уверен, что вся Европа созрела для революции, и полномасштабная российская революция стала бы мощным толчком. И он крайне тревожился (для этого были веские причины, и тревогу с ним разделяли другие), что правительство сдаст Петроград, красную столицу, немцам. Если это произойдет, говорил он, шансы большевиков станут «во сто раз худшими».

Он повторил, что партия правильно поступила, не сделав решающий шаг в июле без поддержки народа. Теперь поддержка была.

Еще одна перемена, от которых у товарищей Ленина кружилась голова. Однако это едва ли был каприз, но результат пристального внимания к политическим изменениям и воодушевленным откликам на них. Теперь, настаивал он, с поддержкой народа, партия должна действовать.

Вечером 15 сентября группа ведущих большевистских деятелей покинула Александринский театр и отправилась в штаб-квартиру. Там, в обстановке строжайшей секретности, они обсудили ошарашивающие письма Ленина.

Его требованиям не высказали ни крупицы поддержки. Он был в полной изоляции. И помимо этого партийные товарищи сочли необходимым заглушить его голос, убедиться, что его послание не дойдет до петроградских рабочих или большевистских комитетов Москвы и Петрограда. И не потому что те могут решить, что Ленин не прав – а потому что могут решить наоборот. Ломов позже объяснял, что если бы это случилось, то «многие начали бы сомневаться в верности позиции всего ЦК».

Руководство отправило сопартийцев в ВО и Петербургский комитет для слежки за тем, чтобы призыв к действию не достиг рабочих мест или казарм. ЦК приготовился к совещанию, как было оговорено ранее.

По сути, новую точку зрения Ленина никто не услышал. ЦК проголосовал за то, чтобы оставить лишь по одной копии писем, а остальные сжечь. Как будто страницы из темной книги заклинаний. Как будто они хотели захоронить прах и засеять землю солью.

Скептицизм Ленина по поводу возможной перемены ориентации совещания полностью оправдался. Большинство меньшевиков и эсеров по-прежнему твердо стояли на необходимости союза с буржуазией, что означало предоставление свободы действий презираемому и едва держащемуся на своем месте Керенскому.

16 сентября большевистское руководство с беспечным лицемерием опубликовало ленинские слова. Двухнедельной давности. Они выпустили его примирительное эссе «Русская революция и гражданская война».

Легко можно представить ярость автора: в его глазах эта работа уже обрела статус ископаемого. 18 сентября партия выпустила официальное заявление о формирующемся правительстве, основанное на другой допотопной реликвии их руководителя – заметке «О компромиссах». Да, большевики организовали демонстрацию перед зданием театра с требованием социалистического правительства, но это осторожное вмешательство разительно отличалось от боевого, вооруженного, повстанческого «окружения» Александринского театра, к которому призывал Ленин.

Неспособный терпеть происходящее, мучаясь в удаленности от основных событий, Ленин нарушил прямое распоряжение ЦК. Он решил отправиться в финский город Выборг (так назывался и один из районов столицы России) в 130 километрах от Петрограда. Там он будет планировать свое возвращение в эпицентр событий.

Ему была нужна маскировка. Кустаа Ровио сопроводил его к гельсингфорскому изготовителю париков, который принялся настаивать, что для создания чего-то подходящего лично Ленину потребуется полмесяца, а это ставило весь неотложный план под угрозу. Лавочник изумился, увидев, как Ленин нетерпеливо комкает уже готовый седой парик. Большинство покупателей пытались молодиться, а этот парик дал бы обратное действие. Но Ленин резко оборвал все попытки отговорить его. Продавец еще долго будет рассказывать о молодом клиенте, который хотел выглядеть старше.

В Выборге Ленин несколько недель жил на Алексантеринкату, 15, в районе города с кирпичным производством. Дни он проводил за чтением газет и написанием заметок, разделяя жилище с семьями социалистов Латукка и Койконена. Кнут существующего строя был внимательным и нетребовательным гостем, за что его быстро полюбили. Когда наконец, после нескольких яростных споров с посланником ЦК Шотманом, он отстоял свое возвращение в Петроград, Латукка и Койконены проводили его с грустью.

19 сентября, после четырех дней споров о будущем правительстве и изматывающей пятичасовой переклички, Демократическое совещание наконец проголосовало за союз с буржуазией.

Победа центристов, преобладавших среди делегатов, никого не удивила. Вариант коалиции выбрали 766 голосами против 688, 38 воздержались. Однако сразу после голосования делегатам пришлось обсудить две несовместимые поправки.

В первой речь шла о том, что из коалиции нужно исключить тех из кадетов и других фракций, кто был причастен к Корниловскому наступлению; во второй о том, что всю партию кадетов как контрреволюционную нужно исключить tout court , совсем.

Большевики, а также Мартов увидели лазейку. Они выступили за принятие обеих поправок, несмотря на их несовместимость.

Дебаты были напряженными и беспорядочными. Но когда пришло время голосования, обе поправки были одобрены, так как связанных с Корниловым откровенно презирали. Это означало, что нужно заново голосовать по поводу первоначального предложения. С двумя поправками получалось, что должна быть коалиция с буржуазией, но за исключением корниловцев, в том числе причастных к Корнилову кадетов; и нескладно добавлялось, что кадетов в коалиции быть вообще не должно.