Сергей Кара-Мурза - 1917 Февраль ↔ Октябрь. Две революции — два проекта

Но надо вдуматься в фундаментальный фактор, на который не обратило (и не обращает) внимания наше образование, а за ним и общество: советское общество до 1950-х годов было скреплено механическойсолидарностью. Это значит, что подавляющее большинство граждан по своему образу жизни, культуре и мировоззрению были очень близки. Особенно после Гражданской войны и до конца 1950-х гг. население было в состоянии «надклассового единства трудящихся». Но быстрое развитие промышленности, образования и возникновение множества профессий сделали общество гетерогенным. Переход от механической солидарности к органической — это тяжелое потрясение, как урбанизация. Это усугубило культурный кризис советского общества.

За тридцать лет вызрел и организовался в лоне элиты и преступном мире антисоветский проект. Чтобы понять его векторы, интересы и ценности, совершенно необходимо трезво и объективно изучить связку Февральской и Октябрьской революций. Вожди и идеологи, которые разрабатывали программу демонтажа СССР, называли разрушение советской жизнеустройств революцией , а чуть позже уточнили: антисоветской революцией. Строго говоря, это именно революция, все атрибуты этого явления при ней. В ее проекте есть многое из опыта 1917 г., можно даже сказать, что это новый эпизод Великой русской революции.

Наша революция конца ХХ века — революция регресса. Она привела к обширному хаосу, обеднению и аномии населения на постсоветском пространстве. Программа стабилизации после 2000 г. замедлила процессы деградации с помощью временных «шунтирующих институтов». Фундаментальный проект выхода из кризиса и образ будущего еще не найдены — требуется убедительная и консолидирующая модель реальности, но ее обсуждения были бы чреваты большими рисками.

Новый общественный строй, пусть в переходном состоянии ( состоянии становления ), существует и развивается тридцать лет. Однако радикальные инновации в проекте этой антисоветской революции породили глубокие и даже антагонистические противоречия между «пережившими» крах и возникшими новыми социокультурными общностями, причем противоречия, которые несут большой заряд иррациональности. Отчуждение, некоммуникабельность и враждебность между общностями, а также между ними и государством, имеют тенденцию укорениться. Дезинтеграция общества в условиях стресса и культурного кризиса сдвигает общество к хаосу «внутренней холодной войны». Это состояние удерживается в рамках неустойчивого равновесия благодаря тому, что для малообеспеченного большинства стабильность — огромная ценность. Но каждый очередной кризис создает новые угрозы.

Наследие русских либерализма и коммунизма «в состоянии революции» стало историей, а новые поколения номенклатуры стали выхолащивать и подтачивать ее. В результате уже молодежь времен перестройки показала поразительное невежество в представлениях о революции и строительства СССР. Это не вина молодежи, но такая степень невежества и магического сознания стала национальной угрозой. Новая идеология практически выхолостила предание и лишила его эффективности как инструмента социализации молодежи и как импульса исследований актуального общества и государства.

Наше общество и государство страдают от острого дефицита знания о нас самих. Правда, в последние 30 лет многие занимались «археологией знания» и многое поняли. У стариков тогда было «неявное знание», и они быстро устраняли поломки и находили лучшие решения, а общественная наука витала в других сферах. Старики ушли, а мы остались без систематического знания. Во время перестройки мы стали по крупицам собирать знание, хотя параллельно идеологи перестройки стали со злорадством вываливать на головы советских граждан мешки мусора «разоблачений», в котором зерна истины были завернуты несколькими слоями лжи. И получилось так, что большинство населения отшатнулось от изучения аварий и катастроф русской революции.

Должна была бы объективная наука начать программу «археологии знания СССР» — не апологии успехов или проклятий, а методологии анализа ошибок и «выхода из окружения» после разгрома. Это трудно наладить, но необходимо.

В разных вариантах многие философы и социологи утверждают, как постулат, что образы, с которыми мы обращаемся друг к другу, должны соединять прошлое с будущим. Эти образы должны «изменять взгляд на прошлое в свете перспективы будущего», потому что все мы ведем борьбу «за воображение будущего», кто как может. Образ будущего собирает людей в народ, обладающий волей. Это придает устойчивость обществу в его развитии. В то же время, образ будущего создает саму возможность движения (изменения), задавая ему вектор и цель. Оба условия необходимы для существования сложных систем, каковыми и являются общества и народы.

Культура России пережила почти вековой подъем предвидения будущего , замечательно выраженного в трудах политических и православных философов, в приговорах и наказах крестьян, в литературе Достоевского, Толстого и Горького, в поэтической форме стихов, песен и романсов Серебряного века и 20-х годов. Этот культурный опыт сегодня актуален.

У нас есть ростки предвидения, так надо их выращивать на благодатной почве наследия русской революции. Ее документы — готовые прекрасные учебники. Революции 1905-1907 и 1917-1920 гг. оставили огромный архив текстов высшего качества.

Вспомним слова Гёте: «Заслужите приобретенное от предков, чтобы истинно владеть им».

https://eadaily.com/ru/news/2016/11/02/pavel-rodkin-revolyuciya-1917-goda-yubiley-s-zhivym-smyslom.

http://www.svoboda.org/a/28101731.html.

https://www.pnp.ru/politics/2017/01/24/nasledie-1917-go-prishlo-vremya-lechit-nacionalnuyu-travmu.html.

Симонян Р.Х. Реформы 1990-х годов и современная социальная структура российского общества // СОЦИС. 2012, № 1.

Маркс К. и Энгельс Ф. , Соч., 2 изд., т. 36, с. 260.

Энгельс у себя дома // Смена. №444, Ноябрь 1945 — http://smena-online.ru/stories/engels-u-sebya-doma.

Хеймсон Л. Меньшевизм и эволюция российской интеллигенции // Россия-ХХI. 1995, № 7-8.

Средний возраст в этой группе большевиков был менее 30 лет. А возрастной состав кадетов резко отличался: в возрасте 31-35 лет был только каждый пятнадцатый, а каждый третий был более 52 лет.

Энгельс Ф. Соч., т. 32.

Мы не углубляемся в проблемы 1930-40-х годов, но отмечаем, что важные сдвиги и изменения при высокой неопределенности приводили к противоречиям и в группе последователей Ленина. Наука становления еще не имела теорий, шли по пути проб и ошибок.