Сергей Кара-Мурза - 1917 Февраль ↔ Октябрь. Две революции — два проекта

П.А. Сорокин, автор труда «Социология революции», писал в 1944 г.: «Гражданские войны возникали от быстрого и коренного изменения высших ценностей в одной части данного общества, тогда как другая либо не принимала перемены, либо двигалась в противоположном направлении. Фактически все гражданские войны в прошлом происходили от резкого несоответствия высших ценностей у революционеров и контрреволюционеров. От гражданских войн Египта и Персии до недавних событий в России и Испании история подтверждает справедливость этого положения». 250

Мощный мотив союза рабочих и крестьян, которому открылся путь к справедливой жизни в России, независимой от иностранного капитализма — как они понимали. Надо к тому же учесть, что за 3-4 месяца в партию большевиков вступили 90% членов, которые не занимались политучебой и не читали Ленина и тем более Маркса. Они только могли приложить образ своих самых главных чаяний и угроз к главным элементам программ всех политических партий, — и определились, иногда поблуждав.

В результате успех Февральской революции был сметен гораздо более мощной волной советской революции. Движущей силой ее был культурно-исторический тип, который стал складываться до 1917 года, но оформился и получил имя уже как «советский человек» после Гражданской войны.

Образ советского будущего вырабатывался в полемике с другими, антисоветскими проектами, которые разделили тогда общество — консервативного, буржуазно-либерального и ортодоксального марксистского. Это была поучительная война альтернативных «образов будущего».

Трудный ХХ век Россия прошла, ведомая этим культурно-историческим типом, получившим (в среде его конкурентов бытует негативный, но выразительный термин homo sovieticus ). Советские школа, армия, культура помогли придать этому культурно-историческому типу ряд новых качеств. В критических для страны ситуациях именно эти качества позволили СССР компенсировать экономическое и технологическое отставание от Запада. Мы можем описать социальный портрет людей советского типа с их культурой, ценностями, способностью к организации, к трудовым и творческим усилиям. Его символами стали такие понятные монументы, как «Рабочий и колхозница» (Москва) и памятник «Воину-освободителю» (Берлин).

Появление этого культурно-исторического типа — не природный процесс, это результат огромной работы разума, творчества и строительства. В России был создан редкий институт: культуру высокого, «университетского» типа открыли для массы трудящихся, их не стали отделять от элиты характером культуры — именно то, о чем мечтали русские просветители. В советское время уже как государственная программа началось это «общее дело» — снятие классовых различий через освоение единого языка и мира символов. Способность русской культуры к синтезу известна. Это, кстати, Запад и привлекало Россию, и питало его русофобию. А. де Кюстин в своей книге «Россия в 1839 году» писал: «Нужно приехать в Россию, чтобы воочию увидеть результат этого ужасающего соединения европейского ума и науки с духом Азии». Это и есть евразийская цивилизация.

Что из этой истории важно для осмысления нашего нынешнего кризиса? Огромный изъян наследия советской символической сферы состоит в том, что из нее устранили функцию обдумывания и переживания поражений и ошибок наших революций. Этой чисткой занимались ортодоксальные марксисты, после войны пытался модернизировать картину мира Хрущев — он разрушительно представил советский проект начального этапа, затем выступили «шестидесятники» и диссиденты — постепенно подтачивая легитимность СССР вообще и особенно послевоенного этапа. Беспристрастного анализа и конструктивной критики не было. А ведь поражения и ошибки — незаменимый источник знания и зародыши важных инноваций.

Даже от родных из прежних поколений, которые строили СССР, воевали в Гражданской войне и Отечественной, в 1960-1970-е годы нам было трудно получить внятное объяснение логики драматических или ошибочных решений, или причин провала в предвидении — как тогда нам, таким образованным, представлялось. Почему старикам трудно было объяснить? Как будто кто-то, когда-то давно, запретил разглашать эту сторону истории. Именно в методологии изучения проекта и процессов Октябрьской революции, создания для него адекватного понятийного аппарата, науку и образование поразил застой. А эта большая система может или развиваться — или деградировать.

В результате советское общество и государство не справились с задачей обновления средств легитимации общественного строя. В процессе смены поколений не смогли обеспечить преемственность в ходе смены культурно-исторического типа , которая происходила в ходе быстрых изменений и совпала с кризисом выхода общества из мобилизационного состояния 1920-50-х годов ХХ в. Мировоззренческий кризис стал предпосылкой краха СССР.

Общности, бывшие конкурентами или антагонистами советского человека, были после Гражданской войны «нейтрализованы», подавлены или оттеснены в тень, поэтому опасности не чувствовали. Они, однако, пережили трудные времена и вышли на арену, когда советский тип стал сникать и переживать кризис идентичности (в ходе послевоенной модернизации и урбанизации). Среди этих набирающих силу общностей вперед вырвался культурно-исторический тип, проявивший наибольшую способность к адаптации. Его можно назвать, с рядом оговорок, мещанством.

Утрата культурной гегемонии советским культурным типом — важный урок истории и актуальная для России проблема обществоведения. В общем, советский культурно-исторический тип сник в 1970-80-е годы, а потом был загнан в катакомбы. Господствующие позиции заняло мещанство, в том числе криминализированное. Эта смена культурно-исторического типа и предопределила резкую утрату жизнеспособности России как цивилизации. Сейчас он — молчаливое большинство, хотя и пережившее культурную травму. Всем важно понять структуру актуального российского общества под этим углом зрения. Как раскололось успокоенное «застоем» общество, по каким линиям экзистенциальных противоречий?

Сейчас неважно, какое духовное убежище соорудил себе каждый из граждан, которые борются за Россию — стал ли он монархистом, ушел ли в религию или уповает на нового Сталина. Все ищут себе идентичность — трудный поиск. В нынешнем рассыпанном обществе именно эти люди еще являются общностью, которая обладает способностью к организации, большим трудовым и творческим усилиям. Именно они могут быть собраны на обновленной матрице, ибо сохранилось культурное ядро этой общности, несущее ценности и смыслы российской цивилизации, ценности труда, творчества и солидарности.