Михаил Постников - Критическое исследование хронологии древнего мира. Восток и средневековье. Том 3

А другой знаменитый проповедник того времени Мишель Мено пишет: «Постановление теологов парижанам для отвращения и презрения к повсеместно почитаемому, суеверному и скандальному религиозному (!? — Авт.) обряду, который некоторые называют праздником безумных. Такие языческие остатки не ко времени. Действительно, до сих пор сохраняются у нас, по распространеннейшей традиции беззакония Яна (Януса? — Авт.), и подобные игрища в честь Яна устраиваются в начале января» (латинский текст, см. в [5], стр.960).

Фаллический характер «безумных праздников» обнаруживается не только параллелью фоллорум—фаллорум. Следы культа фаллоса в связи с культом Христа обнаруживаются на стенах древних храмов по всей Западной Европе. Один из немногих исследователей этого предмета француз Шампфлери писал еще более ста лет тому назад: «На стенах зал некоторых старинных христианских храмов мы с удивлением видим изображения половых органов человека, которые угодливо выставлены напоказ среди предметов, назначенных для богослужения. Как будто эхо античного символизма, такие порнографические скульптуры в храмах с удивительной невинностью высечены каменотесами. Эти фаллические воспоминания старины (! — Авт. ) особенно многочисленны в Жиронде… Новейшие историки, умалчивая о христианских изображениях половых органов в некоторых помещениях старинных храмов, набрасывают покрывало на мысль того, кто хотел бы сопоставить памятники классической древности с памятниками средних веков. Серьезные книги о культе фаллоса с помощью серьезных рисунков осветили бы ярко этот предмет и обнаружили бы мировоззрение тех, кто и в средние века не мог еще отделаться от языческих культов» (см.[5], стр.561—662).

Неприличные изображения в западно–европейских христианских церквах не ограничиваются фаллическими. На рис.114 в [5], стр.661, рис. 114) изображена скульптура из собора в Бурже, имеющая анально–эротический характер. Об этой скульптуре Шампфлери говорит: «Найдется ли такое парадоксальное воображение, чтобы определить соотношение подобной, выходящей из пределов возможности, шутки с благочестивым местом, где изваяно это изображение? Какие авторитетные влияния были нужны, чтобы не остановить руку ремесленника, исполнявшего такие детали?» (см.[5], стр. 661).

Надо сказать, что, по–видимому, анально–эротические мотивы играли большую роль в сакральной практике дореформенного культа. Например, известно (см.[5], стр.538—559), что вплоть до XV века, принимая свой сан, новый великий понтифекс сидел на кресле с большим круглым отверстием. Это кресло называлось «седалище испражнений» и до сих пор хранится в музее Ватикана. Грегоровиус сообщает, что оно называлось также «испражнения девушки». В обрядах какого сорта участвовало первоначально это седалище, лучше не гадать.

Широчайшее распространение неприлично–эротических сюжетов в средневековом искусстве отмечают все исследователи. Посещая Прагу, советские туристы могут видеть на знаменитом Карловом мосту через Влтаву изображение монаха, задирающего подол горожанке.

Не нужно думать, что подобного рода мотивы были распространены только на Западе. В книге [ 150], стр.51, рис. 22, приведено изображение Древнерусского (XIV века!) креста явно фаллической формы.

Весь этот круг вопросов по понятным причинам совершенно не изучен, а те немногие исследователи, которые им занимались, ничего внятного по существу дела сказать не могли. Как пишет Шампфлери: «Не раз, когда я исследовал старинные соборы, стараясь найти секрет, сбивающей с толку непристойной их орнаментации, все мои объяснения казались мне самому толкованиями на книгу, написанную на каком–то чуждом мне языке» (см.[5], стр. 650—651). Морозов на это отвечает: «Такие изображения на стенах средневековых храмов перестают для нас быть написанными на «незнакомом языке» только в том случае, если мы допустим, что культ фаллуса был обязательной принадлежностью того понтификального староверческого Рима, который разрушил Григорий Гильденбранд, заменив его, как антитезисом, идеализацией безбрачия.

А Лютер и Кальвин… являются лишь установителями Гегелевского синтезиса в этой триаде резкого революционного перехода религиозной мысли и религиозного ритуала к новой высшей стадии развития мистических религиозных учреждений. В первой стадии римский храм «святого Камня» и все храмы в честь небесной девы и ее сына в Европе, Азии и Африке привлекали к себе публику не обещанием царствия небесного после смерти, а узаконением в дни общих храмовых праздников заманчивых тогда для публики половых эксцессов во всевозможных, нередко противоестественных формах. Они и описываются в Библии под именем содомского греха, варианты которого в дошедших до нас латинских и греческих «исповедных вопросниках» у христианских священников детализированы до отвратительной крайности.

С такой точки зрения и изображения вроде того, которые мы видели в подземной зале кафедрального храма в Бурже, и изображения половых органов мужчин и женщин в старинных храмах средней Франции никак не являются издевательствами над церковью, а имеют такое же чисто пригласительное значение, как и изображение кружек с пенящимся пивом на дверях немецких провинциальных биргаллей» ([5], стр.662—663).

Развивая последнее замечание Морозов далее пишет: «Если непристойные изображения в старинных христианских храмах являются лишь пригласительными вывесками для побуждения публики к христианским увеселениям, практиковавшимся в храмах до XV века нашей эры, то что же обозначают изображения на них всевозможного вида ведьм, чертей и т.д.?

Позднейшие из них, где черти тащат грешников в ад, имеют, конечно, устрашающее значение. Но что же значат такие, где, например, черт играет на гитаре, где изображены женщины верхом на козлах в припадке сладострастия (рис.115; этот рисунок воспроизводит капитель кафедрального собора в Магдебурге, на которой изображена обнаженная вакханка на козле, обезьяна, играющая на гитаре и орел, пожирающий сову. — Авт.)? Что обозначают, наконец, процессии вроде бывшей на капители Страсбургского кафедрального собора XIII века (разрушенного в XVII веке), где впереди всех медведь несет церковную кропильницу и чашу с освященной водой, а за ним волк несет крест, заяц — факел, а сзади всех — свинья и козел несут на плечах носилки, на которых стоит лисица, а за хвост свиньи держится обезьяна. Что значит и вторая скульптура, где осел читает книгу, а козел стоит перед причастной чашей…? Что значит скульптура, выставленная на показ публике на портале церкви в Ploermel’e, где молодая жена натягивает нос своему мужу в ночном колпаке.