Александр Багаев - Презумпция лжи

(Перед этим Квигли объяснил, что идея Кливденского круга состояла в создании четырёхсторонней антисоветской коалиции Германия-Италия-Англия-Франция.)

Но зато о всех тех спорах и ультиматумах, что за 10 лет до того уже сотрясали Москву, о сбывшемся с поразительной точностью предсказании по поводу вероятных результатов этих споров Квигли почему-то не сказал ни слова. Не заинтересовало его, откуда вдруг взялась тогда в Москве такая феноменальная прозорливость. Трагедия маленького гордого народа буров в предыдущем веке на краю далёкой Африки его заинтересовала. Генезис самой страшной войны в истории человечества — нет.

____________________

В Мюнхене, в тот же день, когда было подписано соглашение о разделе Чехословакии (30 сентября 1938 г.), Великобритания и Германия (Чемберлен и Гитлер лично) подписали Англо-германскую декларацию о ненападении и мирном урегулировании споров между ними. Такую же Франко-германскую декларацию подписали в Париже французский и немецкий министры иностранных дел 6 декабря 1938 г., о чём было сообщено в тот же день в официальном коммюнике французского МИДа.

Сохранилась документальная съёмка и много фотографий, на которых 30 сентября 1938 г. в Лондоне в аэропорту ликующая толпа встречает Чемберлена. На всех этих фотографиях именно эту Декларацию о ненападении, подписанную им с Гитлером лично, Чемберлен гордо демонстрирует встречающим, как гарантию достигнутого, наконец, вечного мир для Великобритании.

Обе декларации (британская и французская) пребывали в силе на момент подписания полностью аналогичного им пакта Молотова-Риббентропа. Разница между ними была только в том, что в Мюнхене стороны свой договор о ненападении сопроводили разделом Чехословакии, а в Москве — разделом Польши (в её тогдашних границах).

Правительство Великобритании официально денонсировало свою Декларацию только в 1941 г., в ответной ноте, адресованной МИДом Великобритании чешскому правительству в изгнании.

ВОТ примерно на том этапе, когда западные демократии начали выстраивать свою политику вокруг нового принципа (пусть Германия двигается на восток), в Москве дело дошло до троцкистского заговора и показательных процессов. Самого Троцкого на них приговорили заочно к смертной казни.

Троцкий в тот момент жил уже в Мексике. Когда угроза его жизни стала реальной, то есть когда ему присудили заочно высшую меру наказания, и далее должны были начаться попытки привести в.м.н. в исполнение, он поселился на огороженной высокой стеной вилле в Койоакане, где его безопасность круглосуточно обеспечивали телохранители. Был в его распоряжении и лимузин.

Но при этом своих собственных очевидно приличных доходов с момента отъезда из СССР Троцкий не имел. Поэтому считается, что в Койоакане все немалые расходы по содержанию виллы, лимузина, охраны и проч. покрывали его идейные друзья и соратники в США — Социалистическая рабочая партия (СРП; в которой тогда состоял и Джеймс Бернхем; телохранителями у Троцкого были — присланные из США специально подготовленные боевики СРП). [55] Комплекс мер по обеспечению безопасности Троцкого в Койоакане превосходил по объему и стоимости все аналогичные мероприятия, которые обеспечивались в 1930-х гг. для высших государственных деятелей западных стран, включая Президента США.

Притом сама СРП отнюдь не слыла хоть сколько-нибудь богатой, хотя многие её самые видные деятели косвенно пользовались финансовой поддержкой Рокфеллеров: например, факультет Нью-Йоркского университета Teachers College был создан в начале XX века и с тех пор существовал в первую очередь за счёт их грантов; и именно там профессорствовали ведущие идеологи и активисты СРП, в том числе и Бернхем.

В самый разгар московских показательных процессов, в апреле 1937 г., по инициативе СРП в США был создан как бы квази-суд под названием «Комиссия по расследованию обвинений, выдвинутых против Троцкого на московских процессах» ( Commission of Inquiry into the Charges Made Against Trotsky in the Moscow Trials ). Цель этого предприятия была: предъявить Троцкому и рассмотреть все сталинские обвинения против него, но, в отличие от юридически и процессуально извращённой московской процедуры, строго соблюсти при этом единственно приемлемую в свободном мире процедуру справедливого суда ( fair trial ). Другими словами, эта имитация классического судебного разбирательства была по своей сути точно таким же показательным процессом, но как бы со знаком плюс в контексте тогдашних западных демократий.

В Койоакан выехали следственная комиссия и адвокат для Троцкого. Комиссию возглавлял всемирно известный и знаменитый, уже очень престарелый профессор-педагог Джон Дьюи, который за тридцать лет до того нью-йоркский Teachers College на деньги Рокфеллеров создал и с тех пор неизменно там трудился.

Допрос Троцкого длился пять дней. И если судить по протоколам заседаний, тот допрос мой приятель Палыч наверняка оценил бы, со своей точки зрения профессионала, как неудавшийся, поскольку на нём никто с допрашиваемым ни в какие игры с фигурами умолчания не играл и даже и не пытался.

Думаю так, например, потому, что на одном из «судебных» заседаний довольно много времени посвятили одному конкретному эпизоду. Состав инкриминируемого преступления — если читать только протокол «допроса» — никто почему-то не сформулировал, и понятен он становится только из заданных вопросов:

Вы знаете человека по имени Рудольф Гесс?

У Вас были какие-либо сношения с Рудольфом Гессом?

Предлагало ли Вам немецкое руководство вернуться в Россию?

А если бы предложило, как бы Вы к этому отнеслись?

Что отвечал Троцкий — догадаться не трудно. Но зато трудно понять, почему «судьи» не вспомнили по этому поводу и не начали распрос Троцкого — чтобы зайти всё-таки не тупо в лоб, а хоть немного сбоку — с разговора о его хорошо тогда всем известном «клемансистском тезисе».

____________________

Этот «тезис» изложил ещё в 1930 г. в своих воспоминаниях бывший сталинский секретарь Борис Бажанов:

«На ноябрьском пленуме ЦК 1927 года, на котором Сталин предложил в конце концов исключить Троцкого из партии, Троцкий взял слово и, между прочим, сказал, обращаясь к группе Сталина (передаю смысл):

'Вы — группа бездарных бюрократов. Если станет вопрос о судьбе советской страны, если произойдет война, вы будете совершенно бессильны организовать оборону страны и добиться победы. Тогда когда враг будет в 100 километрах от Москвы, мы сделаем то, что сделал в свое время Клемансо, — мы свергнем бездарное правительство; но с той разницей, что Клемансо удовлетворился взятием власти, а мы, кроме того, расстреляем эту тупую банду ничтожных бюрократов, предавших революцию. Да, мы это сделаем. Вы тоже хотели бы расстрелять нас, но вы не смеете. А мы посмеем, так как это будет совершенно необходимым условием победы'».