Николай Платошкин - Весна и осень чехословацкого социализма. Чехословакия в 1938–1968 гг. Часть 2. Осень чехословацкого социализма. 1948–1968 гг.

Итак, 15 марта 1968 года Политбюро ЦК КПСС одобрило проект письма Дубчеку, в котором его приглашали в СССР, но на этот раз не одного, а в составе партийно-государственной делегации. В Москве хотели выслушать точку зрения всех основных руководителей Чехословакии. На пленуме ЦК КПСС 6 апреля 1968 года Брежнев говорил: «…мы придавали особое значение тому, чтобы во встрече принял участие не один т. Дубчек, с которым мы и до этого неоднократно беседовали, но и другие деятели из Президиума ЦК КПЧ» [517]. В Москве начали оправданно подозревать, что Дубчек не знакомит с ходом и итогами своих переговоров с советскими лидерами других членов Президиума ЦК КПЧ.

Но, прежде всего, в Москве вызывала тревогу фактическая отмена цензуры СМИ и обрушившийся, в том числе и на СССР, поток не всегда достоверной, а подчас и откровенно лживой критики.

Например, чехословацкая печать, в том числе и партийная, стала весной 1968 года обвинять СССР еще в более тяжком преступлении, чем дело Шейны. Как мы уже упоминали ранее, появились статьи о том, что любимый всем народом министр иностранных дел и сын первого президента ЧСР Ян Масарик вовсе не покончил жизнь самоубийством в марте 1948 года, а был вытолкнут из окна некими «сотрудниками советских органов госбезопасности». Основанием для этих публикаций послужила вышедшая в западногерманском журнале «Шпигель» статья чехословацкого эмигранта, писавшего под псевдонимом. Никаких доказательств таинственный автор статьи не привел, тем не менее 16 апреля 1968 года в центральном органе КПЧ «Руде Право» журналист Иржи Хофманн [518]написал: «Высшие интересы настоятельно диктуют, чтобы выяснилось, не действовали ли в случае Яна Масарика бериевские „гориллы“. Конечно, в любом случае необходимо – и завтрашний день это подтвердит – описать их деятельность в более позднее время» [519].

За «советский след» в деле Яна Масарика ухватился и уже упоминавшийся выше философ Иван Свитак. Отсутствие фактов в подобного рода статьях заменяли хлесткие выражения типа «бериевских горилл».

Повторим, что чехословацкая генеральная прокуратура в 1968 году под давлением общественности провела новое расследование обстоятельств гибели Яна Масарика (причем были допрошены и чехословацкие эмигранты на Западе, включая секретаря Масарика) и полностью подтвердила результаты следствия 1948 года: министр случайно соскользнул с подоконника своей ванной комнаты.

Но СССР не мог оставить эти обвинения без ответа. Политбюро ЦК КПСС 7 мая 1968 года утвердило текст заявления ТАСС, в котором, в частности, говорилось: «В последние дни в некоторых органах западной печати, а также в отдельных чехословацких газетах появились статьи, содержащие различного рода домыслы относительно причин смерти бывшего министра иностранных дел Чехословакии Яна Масарика, который, как известно, в 1948 году покончил жизнь самоубийством. Теперь вражеская пропаганда пытается представить дело так, будто к кончине Масарика были причастны некие „советники из органов безопасности Советского Союза“.

ТАСС уполномочен самым решительным образом заявить, что указанные сообщения являются лживыми от начала и до конца. Те, кто их распространяет, преследуют совершенно определенную цель – попытаться хотя бы таким провокационным путем посеять подозрительность между двумя дружественными государствами – Советским Союзом и Чехословакией. Враги социалистической Чехословакии, распространяя эти клеветнические сообщения, явно рассчитывают вызвать антисоветские настроения у политически малоустойчивых людей» [520].

Заметим, что перед опубликованием заявления ТАСС председатель КГБ СССР Андропов поручил проверить в архивах КГБ все материалы, так или иначе связанные с Яном Масариком. Но ничего, что говорило бы о «советском следе» в истории самоубийства бывшего министра иностранных дел, не нашли.

В Москве с большой неохотой пошли на публичную полемику с прессой дружественной страны, но отмалчиваться перед лицом таких обвинений было просто нельзя.

Между тем Дубчек использовал дело Шейны и отставку Новотного для нового витка либерализации: 14 марта 1968 года на заседании Президиума ЦК КПЧ он предложил безотлагательно реабилитировать всех лиц, которые когда-либо подверглись незаконным репрессиям. Никто прямо не возражал. Но голосования Дубчек почему-то проводить не стал, решив, что его предложение и так одобрено.

Одновременно с Новотным «выкинули с поста», по выражению Дубчека, председателя Словацкого национального совета Михала Худика. Худик и Дубчек были давнишними противниками. Естественно, все это объясняли «давлением общественности». На ту же общественность свалили и отставку председателя правительства Ленарта, главы профсоюзов Пастыржика, руководителей Союза чехословацкой молодежи. За пару недель были обезглавлены все общественные организации.

Отставку Новотного с поста президента ЧССР оценило отнюдь не однозначно и посольство США в Праге. В телеграмме в Вашингтон от 25 марта 1968 года посол США в Праге Бим писал, что процесс демократизации может выйти из-под контроля партийного руководства и привести к выдвижению «опасных требований» вроде нейтралитета Чехословакии [521]. Однако Бим считал, что «чехи – это не поляки или венгры» и «головы не потеряют», а основная масса населения отнесется к политической либерализации пассивно.

Бим полагал, что Москва вмешается в события только тогда, когда сама Чехословакия вынудит русских к этому. Посол надеялся, «что уроки 1956 года [522]усвоены всеми сторонами и можно ожидать, что Прага сделает все возможное, чтобы избежать рискованных внешнеполитических шагов» [523]. Самих реформаторов (группу Дубчека – Черника) Бим оценивал невысоко: они хотели вызвать демократизацию в тактических целях только для того, чтобы убрать Новотного, а теперь безуспешно пытаются загнать джинна обратно в бутылку. В целом же события в ЧССР развиваются в русле, отвечающем «интересам США».

В своих мемуарах Дубчек почему-то расценивает письмо Брежнева от 15 марта с приглашением чехословацкой делегации посетить СССР как «знак давления». Мол, странно, что Брежнев не предложил в письме конкретного срока визита [524]. На самом деле в письме предлагалось приехать в «любое удобное для чехословацких товарищей время» и ничего, кроме обычной вежливости, в этом не было [525].

Одновременно министр обороны СССР Гречко пригласил в Москву своего чехословацкого коллегу Ломского для обсуждения вопросов двустороннего военного сотрудничества. Тем самым в Москве, видимо, хотели предотвратить отставку Ломского. Но Дубчек сказал министру обороны, чтобы тот повременил с ответом, а вскоре Ломского заменили на более покладистого, как считал первый секретарь, Дзура.