Александр Стыкалин - Венгерский кризис 1956 года в исторической ретроспективе

Еще во второй половине ноября венгерские власти проявили готовность принять репатриантов не только из Австрии, но и из Югославии. Правительственные эмиссары были посланы в Белград с целью обсудить проблему беженцев и встретили там понимание официальной венгерской позиции – руководство ФНРЮ выразило незаинтересованность в приеме мигрантов из Венгрии. Созданная на основе взаимной договоренности совместная комиссия посетила лагеря, в которых временно разместили беженцев. Однако энтузиазма с их стороны эта инициатива не вызвала. В одном из лагерей беженцы, среди которых были рабочие и студенты, резко выступили против возвращения домой, угрожали даже выбросить непрошенных агитаторов в Драву.

В начале декабря в венгерской прессе появляются сообщения о заключенном 29 ноября между двумя правительствами соглашении о репатриации людей, бежавших в Югославию из Венгрии. Интерес в скорейшей репатриации беженцев был, таким образом, взаимным, с югославской стороны он объяснялся не в последнюю очередь страхом властей перед возможной дестабилизацией положения в стране под влиянием венгерской революции [455]. Показательно, что соглашение о репатриации было заключено несмотря на осложнение венгеро-югославских отношений, связанное с «делом Имре Надя» – бывший премьер-министр и большая группа людей из его окружения были обманным путем выманены из югославского посольства, где укрывались начиная с 4 ноября, и незаконно переправлены в Румынию [456].

По итогам поездки венгерских эмиссаров по лагерям был составлен список желающих возвратиться домой (141 человек, из которых, по некоторым данным, не все воспользовались затем возможностью вернуться). Договорились о конкретных местах передачи беженцев венгерским властям в два приема, 7 и 9 декабря. Если у кого-то из них при пересечении границы в югославском направлении было изъято оружие, оно возвращалось венгерской стороне как собственность Венгрии. Западные журналисты не были допущены к местам репатриации, что сразу поставило под вопрос добровольность возвращения. Недоверие усилилось вследствие выраженного нежелания югославских властей организовать встречу репатриантов с находившимися 9 декабря в ФНРЮ представителями ведомства Верховного комиссара ООН по делам беженцев.

Западная пресса довольно много писала в это время о положении на венгеро-югославской границе. Комментируя в негативном ключе соглашение двух коммунистических режимов о репатриации, она выражала неверие в то, что беженцы возвращаются добровольно. Британский Форин офис официально проявил недовольство тем, что английские репортеры не были допущены в лагерь, где находились беженцы, которых собирались репатриировать.

Заключенное венгеро-югославское соглашение, впрочем, отнюдь не означало прозрачности в отношениях двух режимов и взаимного доверия. Венгерская разведка посылала под видом беженцев своих агентов в югославские лагеря, произошло по меньшей мере 4 скандала, связанных с их разоблачением, причем посольство ВНР всячески отрицало свою причастность к происходящему. Ни одна из сторон не хотела эти случаи афишировать, делать предметом комментариев западной прессы, агентов тайно возвращали в Венгрию. В свою очередь в конце ноября один из офицеров венгерского ПВО связался с югославским военным атташе в Будапеште, обратившись с предложением переправить в нейтральную ФНРЮ (сотрудничавшую в военной области со странами НАТО) новейшее военно-техническое оборудование. Причем осуществление задуманного плана предполагало также организацию побега ряда офицеров Венгерской народной армии. Югославская сторона колебалась, видимо, не желая шумного скандала в двусторонних отношениях в случае разоблачения. Но перевесил все же соблазн овладеть новейшим оружием: в Белграде предпочли закрыть глаза на явно авантюрный план и не проинформировать о нем венгерских партнеров, позволив тем самым осуществиться скандальной акции.

С закрытием в середине января 1957 года венгерско-австрийской границы поток беженцев, стремившихся оказаться в Югославии, как уже отмечалось, резко увеличился [457]. С возникновением принципиально новой ситуации тактика была изменена, в Белграде решено было несколько пересмотреть прежнюю установку поскорее возвращать назад всех пришедших. Уже с середины декабря югославские власти начали уклоняться от передачи беженцев венгерским пограничникам, после же Нового года отказ от их насильственного выдворения становится общим правилом. Смена тактики была в немалой мере связана с усилившимся вниманием западного общественного мнения к проблеме беженцев, прибывших в Югославию, с открыто высказывавшимися в западной прессе (и бросавшими тень на репутацию нейтральной Югославии) подозрениями в том, что два по сути родственных (вопреки всем политическим трениям) коммунистических режима вступили в сговор за счет венгерских беженцев. Еще в начале декабря Верховный комиссар ООН по делам беженцев О. Линдт потребовал от правительства ФНРЮ разъяснений в связи с сообщениями западной прессы о том, что югославские власти жестоко обходятся с беженцами, насильственно возвращают их венгерским властям.

Следует заметить, что на Западе довольно рано предвидели возникновение проблемы беженцев в связи с их оттоком не только в Австрию, но и в титовскую национал-коммунистическую Югославию. Еще 6 ноября, через два дня после решающей советской военной акции в Венгрии, Верховный комиссар ООН по делам беженцев встретился с постоянным представителем Югославии в ООН и обещал предоставить необходимую помощь в случае возникновения проблемы беженцев. В ноябре, однако, наплыв еще не был велик. В середине ноября в ответ на запрос соответствующих структур ООН югославские власти дали информацию о количестве иммигрантов из Венгрии (их было, по некоторым данным, около 300). Помощь извне пока не требовалась. Но уже в первой половине декабря, с увеличением потока миграции, югославы запросили помощи. В ответ на соответствующее обращение, датированное 7 декабря, Верховный комиссар О. Линдт тут же направил своего представителя в Белград для изучения ситуации с беженцами на месте. Позже, в январе, представитель Верховного комиссара пробыл в Югославии в течение двух недель, посетил лагеря, в которых размещали беженцев.

К этому времени ситуация резко усугубилась. В декабре в ходе контактов с представителями Верховного комиссара югославские власти выразили готовность принять (при должной помощи извне) 10 тыс. венгерских беженцев. Но за вторую половину месяца поток удвоился, число мигрантов, по официальным данным, достигло 1748 человек. К середине января наплыв продолжал резко нарастать, иногда на территорию ФНРЮ приходило до 500 человек в день, а сразу после закрытия 15 января венгерско-австрийской границы – 600–700 человек вдень. На 1 февраля было зарегистрировано 15 тыс., в середине февраля 17 тыс., а в середине марта 18 тыс. иммигрантов, размещенных в 37 лагерях в различных районах страны. Наиболее крупные лагеря предпочитали создавать в Словении, неподалеку от границы с Италией – в расчете на то, что отсюда проще переправлять беженцев на Запад. 26 декабря югославские власти сообщили в соответствующие структуры ООН о том, что на содержание мигрантов уже было потрачено 50 тыс. долларов, но приток беженцев после этого сильно увеличился и к концу января затраты превысили 1 млн 100 тыс. долларов. Только за один день 30 января было израсходовано 25 тыс. долларов. Для МВД были выделены дополнительные средства из бюджета, но они не решили проблемы: Югославия не располагала материальными возможностями для приема столь большого количества беженцев. Материальные и санитарно-гигиенические условия в югославских лагерях для венгерских беженцев были значительно хуже в сравнении с соседней Австрией – существовали проблемы с обеспечением не только медикаментами, но даже проточной водой, в наиболее перегруженных лагерях на трех человек приходились две койки [458]. Проблемы усугублялись вследствие того, что среди беженцев было немало детей [459]. Усилиями медицинских работников все же удалось избежать возникновения эпидемий.