Александр Зимин - Формирование боярской аристократии в России во второй половине XV — первой трети XVI в.

Действительно, в апреле 1536 г. упоминаются в разрядах наместник М. С. Воронцов и дворецкий И. Н. Бутурлин. [1543] РК. С. 90. При этом П. П. Свиньиным изданы отрывки из разрядной книги Годуновых или Сабуровых за 1360/61 г.—1691/92 гг. [1544] Свиньин П. П. О службах и походах боярских // Отечественные записки. 1826. Ч. 28. № 80. Декабрь; 1830. Ч. 44. № 126. Октябрь—декабрь. В них встречается ряд известий местнического характера, часть их относится к Бутурлиным. Так, о И. Г. Закале Бутурлине специально оговаривалось, что он «во всем своем роду большой, в братстве». Помешено здесь «Челобитье на Никиту на Бородина Дмитрия Бутурлина» (нач.: «7027 году ходили воеводы»). После рассказа о походе «из Новгорода» 7043 г. челобитчик сообщает: «Иван, дядя мой, был на твоем государеве жалованье. . . Новгородском. И присылал к тебе, к государю, бити челом на боярина и на воеводу на Михаила на Воронцова, что дяде моему Михаиле (?) быти не вместна меншим. И ты, государь, пожаловал, прислал свою царскую грамоту к Ивану, к дяде, невместную, а рек еси государь, пожаловать щет (в издании: «цев») дати им, как они с твоего государева жалованья снидет. И Ивана, дяди моево, на твоем государеве жалованье, на дворечестве в Нове-городе нестала. . .» [1545] Там же. 1826. Ч. 28. С. 405, 412—415. Маркевич связывает этот случай с грамотой Феодосия, которую он датирует январем 1535 г. [1546] Маркевич И. А. О местничестве. Ч. 1. С. 133. Однако в других списках пространной редакции разрядных книг этот случай изложен под 1518/19 г. перед местничеством А. Бутурлина. [1547] «Тово же году сидели намесники на Великом Новегороде: боярин князь Борис Иванович Горбатой да Михайло Семенович Воронцов, дворецкой ноугородцкой боярин Иван Микитич Бутурлин. И боярин Иван Бутурлин з боярином с Михаилом Варанцовым не писался, а то ему было невместно, и грамоты от государя приходили опричонна к Ивану, а к Михаилу Воронцову писали з боярином со князь Борисом Горбатым» (Р. С. 165; ср.: ЛОИИ СССР. Собр. рукописных книг. № 93. Л. 95; ср.: ЛОИИ. Собр. Лихачева. № 146. Л. 76 об.). Не является ли это сведение «затейкой» Бутурлиных, выполненной по материалам разрядных книг? Рассказ же Феодосия не дает достаточных оснований для интерпретации его в местническом смысле.

Обилие в поздних текстах разрядных книг «местнических дел» (сомнительных по содержанию), которые относятся к Бутурлиным, позволяет поставить вопрос: не имели ли Бутурлины отношение к их составлению? Вопрос нуждается в специальном обследовании. Сейчас же можно сказать только, что до нас дошла разрядная книга окольничего Федора Васильевича Бутурлина, его сына стольника Ивана и внука стольника Ивана Ивановича (ГИМ. Собр. Уварова. № 593). Списана была книга с книги Квашниных, где «много и затеек написано». Это не единственный экземпляр бутурлинских разрядных книг (см.: ЛОИИ СССР. Собр. Воронцова. № 650, 651). В рукописи, содержащей выдержки из разрядных книг (БАН. 32.5.1), есть даже царская грамота от марта 1633 г., выданная Ф. В. Бутурлину. [1548] Буганов В. И. Разрядные книги последней четверти XV—начала XVII в. М., 1962. С. 34, 40—42. Бутурлины — видные деятели Боярской думы и московских приказов XVII в. Сам Федор Васильевич возглавлял Приказ городового дела в 1641/42—1643/44 гг., Новую четь в 1643/44—1645/46 гг., а в 1652/53 г. — Московский судный приказ. Его сын — глава целого ряда приказов в 1668/69—1679/80 гг. [1549] Богоявленский С. К. Приказные судьи XVII в. М.; Л., 1946. С. 239.

Итак, во второй половине XV—первой трети XVI в. местничество имело скромные размеры. Для более раннего периода у нас сохранились отрывочные данные, главным образом содержащие предания о местах, которые занимали во время приемов ближайшие к великому князю бояре. Этот порядок описывает и Герберштейн. [1550] За великокняжеским братом сидели «старейшие князья и советники, причем соблюдались их чины и степени, милости которой каждый пользовался у государя» (Герберштейн. С. 204).

Межродовое местничество при назначении на военно-служилые должности имело место у старомосковских бояр, происхождение которых не давало оснований для предпочтения одного рода перед другим. «Состязаться» в знатности неродовитые бояре с княжатами не могли. Поэтому первоначально местничество носило служилый, а не родословный характер. Только со времен боярского правления, когда служилые князья вошли в Думу, они сравнялись с верхушкой старомосковской аристократии и также включились в систему местнических отношений.

Состав боярских фамилий, примерная численность бояр в Думе, порядок получения думных чинов, определявшиеся старомосковскими традициями, — все это в какой-то мере ограничивало волю великого князя при назначении тех или иных лиц в число боярских советников. И все же в его распоряжении было много средств обойти эти препоны, добиться создания Думы из числа наиболее преданных ему лиц. Великий князь не мог сделать боярином племянника ранее его дяди. Но он мог назначить в Думу представителя того из боярских родов, кто казался ему по личным качествам более подходящим для этой цели. Он мог задержать или ускорить назначения боярами тех, кто по родовому принципу, так сказать, стоял на очереди для получения боярского чина.

К концу изучаемого периода все более становилась несостоятельной сама основа, на которой строилась вся система формирования Думы, — родовой принцип назначения ее членов. Дело было даже не столько в том, что при разрастании ветвей в боярских родах, выделении из них все новых и новых семей становилось невозможным строгое следование старому порядку назначения. Прежде всего этот принцип как таковой не устраивал московских государей, власть которых все усиливалась. При наследовании великокняжеского престола подобный принцип был похоронен еще в годы феодальной войны второй четверти XV в.

При назначении в Думу родовой принцип старшинства был отброшен сначала в рамках Государева дворца и Казны, где уже давно великие князья предпочитали сохранять те или иные ведомства в распоряжении отдельных семей, не руководствуясь никакими родовыми счетами. Затем этот семейный принцип, основанный на личной преданности тех или иных лиц государю и их навыках в практической деятельности, начал завоевывать себе место при назначении и на думные должности (см. судьбу Морозовых, Захарьиных и др.). При резком увеличении численности лиц, связанных единством происхождения, выдержать родовой принцип назначений в Думу было невозможно, да и практически просто вредно («дядья» подчас оказывались связанными с уделами, и их назначение в государеву Думу было чревато опасностями). Дети же великокняжеских бояр с раннего возраста находились при дворе и становились вернейшими исполнителями великокняжеских предначертаний. Впрочем, этот процесс торжества «семейного принципа» назначения в Думу в изучаемое время еще не был завершен.