Степан Злобин - Салават Юлаев

Встревоженные слухами о предстоящем военном походе, жены и матери тоже собрались со всего кочевья в женский кош старшинской кочевки; самые важные из них были приняты в особом коше белого войлока, принадлежавшем первой жене Юлая, матери Салавата.

Видя, что все уже собрались по его приглашению, старшина, прежде чем приступить к трапезе, обратился ко всем гостям.

- Аксакалы, жягеты! - сказал он. - На государыню мать-царицу - беда: беглый казак Пугач ее обижает - царем себя объявил. Царица-мать призывает башкир на помощь. Когда мать помогать зовет, дети сами всякое дело бросают на помощь бегут. Нас мать зовет, дети. Сам я стар. Сын Салават за меня поведет. Удалец удальцов поведет. Только весть услыхал - кольчугу надел, лук и стрелы взял, сукмар у седла, пика у стремени. Иди сюда, сын, - подозвал старшина.

Салават подошел, не зная еще, что хочет сделать отец.

- Вот тебе моя сабля, - сказал Юлай и, сняв с себя саблю, прикрепил ее к поясу Салавата. - Вот плетка моя, с ней я в прусской войне воевал, много чужой земли на коне проехал, - сказал Юлай, прицепив к поясу Салавата плетку. - А вот медаль моя. Мне ее бабушка Лизавет-царица дала, - заключил старик, отколов и медаль со своей груди. - Не осрами ее, парень: смело сражайся.

Салават вынул саблю из ножен, поцеловал клинок.

- Твоя сабля, атай, всегда будет рубиться только за правду, - сказал он торжественно.

Ночь проскользнула быстро. Уже на рассвете Салават чистил сбрую, он ходил одетым в кольчугу, и ему нравилось чувствовать ее тяжесть.

- Вот уже и чужой Салават, - говорила Амина. - Голову приложишь к груди, а грудь чужая - железная.

- Железо лучше сохранит твоего Салавата, - успокаивал он ее.

Салават ласково болтал с Аминой, пока у коша не раздался топот коней.

- Кинзя приехал. Прощай, Амина. Прощай, не плачь, Амина! - Салават обнял ее.

Быстро он доехал вместе с Кинзей до коша Юлая. Перед кошем уже толпились всадники.

Салават пришпорил аргамака и выехал вперед. Зеленая шапка, опушенная соболем, красовалась на его голове, чуть сдвинутая на затылок. Юлай стоял у входа. Многие женщины, пришедшие провожать сыновей, плакали. Сыновья старались быть веселей.

- Все как один. Вот каких солдат дали царице шайтан-кудеи, гляди, капрал! - говорил Юлай.

Писарь стал выкликать отправляющихся в поход, и те, кого называл он, громче, чем нужно, отзывались.

- Салах Рамазан-углы! - кричал писарь.

- Бар!* - отвечали из толпы.

______________

* Бар - есть.

- Сафар Зайнулла-углы!

- Бар!

- Ахмет Магометзян-углы!

- Шунда!*

______________

* Шунда - тут, здесь.

Когда все были перечтены и оказались налицо, писарь доложил, что все собрались.

Юлай сказал:

- С богом!

- Аллах сохранит вас! - громко произнес мулла.

- Хош! - крикнул Салават.

- Хош! Хош! - стали перекликаться всадники с толпой.

Послышался плач в толпе женщин.

Салават выпрямился в седле и натянул удила.

- Айда! - лихо воскликнул он и тронул коня.

- Айда! - грянула вся ватага, и сотня коней пустилась вперед не спеша, потому что сзади гнали гурт молодых баранов, взятых с собой в пищу.

Солнце скрылось уже за горами, и сумерки выступали из-за камней и из травы, а отряд неустанно ехал вперед.

Поднималась луна и сзади бросала тени под ноги коней. Впереди встала темная туча, закрывшая половину горизонта.

- Под дождь едем. Пора ночевать! - крикнул кто-то сзади.

Салават поглядел на небо.

- Пристанем у Сюмских пещер, - сказал он. - Теперь близко.

Вдруг он заметил белую полосу в небе, белый столб справа от себя, почти у самого края тучи, и такой же белый светящийся столб слева. "Что бы это такое было?" - подумал он и снова взглянул - и уже два столба выросли, соединились, срослись в дугу желтоватого и синеватого цветов. Радуга!

Салават обернулся назад, к воинам.

- Радуга! - крикнул он. - Радуга - мост к победе! - И он протянул руку по направлению к "мосту".

Он знал, к какой победе ведет этот мост, знал, что делать и куда ехать, но эта сотня юнцов, посланных с ним на помощь царице, - что знала она?!

Всадники изумленно глядели на радугу. Ночная радуга! Как-то никому из них за восемнадцать и двадцать лет жизни не пришлось видеть ее никогда, и все они приняли ее за предзнаменование, доброе или злое - кто знает! Первым назвал ее добрым знамением Салават, и все поверили, хотя никто не знал, о какой победе он думал...

Сборы, отправка - все было стремительно. За горестями расставания, за неожиданностью далекого похода некогда было подумать о том, куда и зачем их послали... Салават, их герой, певец, бунтовщик, скиталец, вел их, скача впереди других на голубом арабском коне, и этого было достаточно, чтобы спокойно скакать к славе и подвигам. Самое слово "война" было овеяно сладкой мечтой юности. Ехать на настоящую войну казалось им сбывшейся грезой, и потому все были немногословны и молчаливо возбуждены собственными переживаниями без размышлений. Их призывали драться с казаками. Что были для них казаки? Русские, неверные, христиане... Отцы, деды и прадеды бились с "неверными", и песни и сказки о дедах передает народ - значит, битвы с ними послужат к славе. Это были даже не мысли, а смутные обрывки их, перепутанные с мечтами о девушках, о почете возвращения, о подвигах, храбрости...

Только отдых и ночлег, охлаждающий пыл, возбужденный походом, могли окончательно разбудить мысли, вопросы и призвать к ответу спокойную рассудительность.

Из всех лишь один Салават с самого начала сознавал, что каждый шаг приближает его не только к войскам царицы, но и к войскам восставших яицких казаков, против которых послали башкир. Лишь он, бродяга, изъездивший и исходивший казачьи места, знал скрещения дорог и троп и заранее думал о том, на каком перекрестке вернее и безопасней свернуть с назначенного пути. Но он решил, что никому не откроет своих замыслов до того самого часа, когда не станет уже дороги назад. Тогда на последнем ночлеге он скажет им всем: "Башкиры, я не веду вас против царя. Мы пойдем вместе с ним против царицы, против заводчиков и бояр..."

Бодро ехала сотня всадников.

Под луной впереди заструилась серебром река Сюм. Взяв на седло по овце из стада, захваченного с собою в путь, башкиры приготовились к переправе.

Они растянулись в цепь, в кони, войдя в воду, жадно тянули студеную влагу. Когда же они напились, снова Салават громко крикнул:

- Айда-а!

И, борясь с течением, широкими и сильными грудями бросились кони резать быструю струю. Несколько минут только всплескивала вода в ночи, фыркали лошади да жалобно кричали испуганные ягнята и взрослые овцы, лежа на спинах коней, впереди седел. Но вот первый аргамак вышел на берег, а за ним и другие.

- Гей-на! - выкрикнул Салават и помчал впереди отряда бодрого от студеной сентябрьской воды вопя.