Степан Злобин - Салават Юлаев

Салават с отрядом башкир человек в двести прорвался в город с северной стороны, зайдя в обход. Неузнанные в ночи, как буран, как бешеная снежная вьюга, промчались башкиры по темным улицам и с визгом и криками ударили на больверк, в тыл артиллерии. Уже, смятые первым залпом пушек, бросились отступать от стен пугачевцы и капитан скомандовал приказ о втором залпе, уже канонирские ученики подавали канонирам новое страшное угощение, когда по бревенчатым помостам башкирские кони взлетели на гребень больверка и капитан, командовавший артиллерией, упал с пулей Салавата в голове.

- Стой, канониры! - крикнул Салават. - Я полковник государя Петра Федоровича.

Канониры остановились.

- Не слушать его, ребята! Помни присягу государыне! - выкрикнул прапорщик и выстрелил из пистолета.

Пуля попала в кольчугу Салавата и не пробила ее. В то же мгновение молодой канонирский ученик пырнул прапорщика штыком в спину, и, только успев ахнуть, тот упал. Салават усмехнулся.

- Государь приказал пушкам палить по крепости, - сказал он.

Канониры стояли потупясь...

- У них там бабы, - шепнул Кинзя Салавату.

Салават досадливо отмахнулся.

- Слушай приказ государя! - повторил он повелительно, но, прежде чем канониры успели проявить покорность или непокорность, снизу взвыл торжествующий клич наступавших пугачевцев, застрекотала редкая ружейная пальба, и через больверк устремились в городок тучи башкир, тептярей, казаков и восставших крепостных из заводов. Все смешалось.

Гарнизон уже не противился...

Богатая добыча - четырнадцать пушек с ядрами и порохом - давала повстанцам возможность без труда захватить еще ряд мелких крепостей, тем более что при пушках же были захвачены люди, искусные в своем деле.

После падения Красноуфимска башкирские отряды двинулись по окрестностям от селения к селению, всюду зажигая восстание.

К Красноуфимску с разных сторон уже скакали гонцы от сотников, старшин и полковников, посланных для набора войска и для разведывания о врагах. Они привозили вести о повсеместных восстаниях и победах народа: за Камой был занят повстанцами Ижевский завод, атаман Арапов взял город Самару на Волге, сам государь занимал одну за другою крепости, ближайшие к осажденному Оренбургу.

Всюду поднимались восстания: чуваши в Белебее подняли бунт, выгнали попов, сожгли церковь после того, как посланный Салавата прочитал им в базарный день на площади манифест Пугачева.

- Царь-патюшка досфолил свою веру дершать, нашим богам верить хотим! кричали они в лицо своему попу и объявили себя язычниками.

Под Мензелинском татары, чуваши и башкиры во главе с татарином Сянфином подняли деревни и угрожали крепости. Даже попы кое-где поднялись. Поп из прикамского села Николо-Березовки, Игнашка Иванов, как прозвали его царицыны начальники, стал атаманом и приводил Прикамье в верность Пугачеву.

Надо было двигаться дальше, по указу царя захватывать новые крепости, оставив Красноуфимск позади.

Салават призвал к себе назначенного атаманом крепости казака Иванова и есаула Матвея Чигвинцева.

- Силы довольно у вас, народ с вами, - сказал Салават им обоим. Государь указал до самой смерти стоять, крепость держать, разъезды по всем сторонам высылать. Какая весть будет - сейчас ко мне посылать гонца.

- Не тревожься, полковник Юлаич, мы ведь народ-то бывалый. Не слыхать, чтобы знатные силы какие под эти места собирались, - сказал Иванов.

- Ну, смотри, чего плохо будет, вино пьешь, проспишь - на себя пеняй богу, смертью казню!.. А станешь народ обижать, подарки тащить, деньги брать от народа - и тоже повешу... Чтобы жалобы не было на тебя никакой! Государь ведь за правду идет, и мы будем за правду...

Перед выходом из Красноуфимска Салават, по казацким обычаям, призвал горожан на круг.

- Вот вам, народ, государевы верные слуги - атаман Иван Иванов да есаул Чигвинцев Матвей. Они для добра во всем промышляют. Ослушности им никакой ни в чем не чинить, а на того, кто их слушать не станет, великий штраф будет от государя, - сказал Салават, обращаясь к кругу. - А ежели они в чем народ обидят, то к нам отпишите. Государь никому не простит, кто народ обижает!

- А где нам тебя отыскать, господин полковник? - выкрикнул из толпы одинокий голос.

- Не соломинка в поле - как-нибудь сыщешь! - с усмешкой сказал Салават.

Араслан Бурангулов был храбрым сотником. Одним из первых на призыв Салавата взялся он за оружие в погоне за провиантским отрядом в селе Камышлы. С того дня Араслан сам набрал довольно народу, храбро бился при взятии Сарапуля и одним из первых ворвался в Красноуфимск. Несколько мелких редутов было захвачено им, не один гусарский разъезд был им побит и взят в плен.

Салават, уходя в поход, оставил его защищать Красноуфимскую крепость.

- Верно стой, Араслан-подполковник, - сказал ему Салават. - Ни в какую сторону сердце свое не пускай отклоняться. Если воры возьмут город, то с тылу на нас ударят. Стены, дороги, реку держать велю тебе именем государя. Окопы и засеки я твои осмотрел - все построено ладно. Держись, Араслан.

Канзафар Усаев вышел в направлении Екатеринбургской крепости, а Салават, расставшись с ним, отправился под Кунгур, под которым недели две уже стояли войска пугачевцев: командир башкир Батыркай, заводской атаман Петр Лохотин и казачий яицкий атаман Михайла Мальцев обложили Кунгурскую крепость со всех сторон.

Несколько приступов на крепостные стены уже было отбито.

Десять из четырнадцати пушек, взятых в Красноуфимске, шли с Салаватом на помощь войскам, осаждавшим Кунгур. За ними везли подводами порох, картечь и ядра.

С самим Салаватом ехало всего сотни три молодых всадников, но имя героя и пушки, которые вез он, должны были впятеро увеличить силы войск, осаждающих крепость.

Конный разъезд по пути прискакал к Салавату сказать, что вдоль по реке Уфе нагоняет их тысячный конный полк. Тотчас заняв вершину горы, Салават сам расставил на ней пушки, заслоняя дорогу к Кунгуру, и выслал разъезды, надеясь разбить с горы пушками любого врага.

К вечеру, возвратясь, разъезды сказали, что это идет им же на помощь войско царя, набранное по горным заводам и из крестьян-хлебопашцев. Салават решил дождаться его.

Только утром другого дня показалось войско вдали на белизне снегов. Салават выехал навстречу начальнику.

Крепкий, рослый, широкоплечий атаман, ехавший впереди приближавшейся рати повстанцев, показался Салавату знакомым, но он не сразу признал в грозном военачальнике с широкой черной бородой, как сединой, покрывшейся инеем, перепоясанном саблей, с ружьем за плечами и с бригадирским знаком на лихо заломленной мохнатой казацкой папахе табынского кузнеца Ивана Степановича Кузнецова, с дочкой которого, черноглазой пылкой Оксаной, провел Салават любовную ночь...