Павел Кочемаров - Энергетика истории. Этнополитическое исследование. Теория этногенеза

Везде наблюдается одна и та же картина: империализм возникает ближе к фазе обскурации и особенно прогрессирует в этой фазе. И это, конечно, не случайно. Имперский характер имеют лишь те завоевания и присоединения, которые представляют собой в отношении к метрополии нечто внешнее и чужеродное. Имперские колонии объединены с метрополией не органически, а механической связью .

Присоединение этнополитической системой новых территорий приобретает имперский характер тогда, когда обскура-ционный процесс в ней зайдёт уже достаточно далеко. Из-за ослабления этнического поля этнос уже не может освоить и органически преобразовать чужеродную этническую среду. Поэтому гасконцы, провансальцы и пикардийцы стали французами, а алжирцы – нет. Имперские провинции остаются этнически чуждыми метрополии и привязаны к ней либо физической силой (пока она у метрополии не иссякла), либо переменчивыми отношениями выгоды, материального интереса. Когда же сила иссякнет (с переходом в мемориальную фазу), империи распадаются. Так распались после Второй мировой войны колониальные империи европейских держав.

Таким образом, характерной чертой имперской экспансии, имперской политики является стремление к расширению при неспособности к органическому освоению.

Есть ещё довольно распространённое заблуждение. Не так давно пришлось услышать, как бывший госсекретарь США заявил, что Америка, дескать, никогда не была империалистической страной, потому что никогда не имела колоний. Почтенный секретарь не совсем точен, – колонии у США всё-таки были: острова Тихого океана (Гавайские, Филиппинские, Самоа, Гуам и проч.) и Карибского бассейна (Пуэрто-Рико, Куба – фактический протекторат). Разумеется, это намного меньше, чем имели крупные колониальные державы Европы. Но дело не в обширности колониальных владений и даже не в самих колониях. Ошибочно само отождествление империализма с колониализмом. Источник заблуждения очевиден – европейский империализм был по преимуществу колониальным. Даже сам термин «империализм» появился в XIX веке применительно именно к колониальным захватам. Однако сам по себе феномен империализма далеко не исчерпывается территориальными захватами. В последнее время широкое хождение получили выражения – «информационный империализм» (контроль над средствами и системами информации), «культурный империализм» («империализм, который больше не захватывает территорию, но подчиняет себе сознание, образ мышления, образ жизни»). Давно уже закрепилась характеристика крупных компаний, корпораций как экономических империй. Все эти термины не просто образные выражения, но имеют глубокий смысл. В основе империализма лежит установление власти, гегемонии, – методы же могут быть различны: политические, военные, экономические, идеологические, культурные.

Империализм – это реальная власть над чужеродной территорией, чужеродным пространством.И эта власть не всегда и не обязательно формально узаконена. Территориальная экспансия есть лишь одна из разновидностей империализма – самая прямая и откровенная. Для осуществления империализма в такой открытой форме нужна сила, т. е. сила не только физическая, но и моральная; нужна уверенность в своей правоте, в своём праве властвовать над другими народами. А такую уверенность даёт только ещё достаточно напряжённое этническое сознание. Когда же оно слабеет, – колониализм теряет своё духовное основание, – и в этом причина его падения. Именно поэтому Франция и Англия утратили свои колониальные империи на исходе фазы обскурации; что касается физических возможностей, многие из своих колоний они могли удерживать ещё длительное время. Таким образом, в мемориальной фазе этнос теряет способность к прямому колониализму, но не теряет потребности в притоке ресурсов извне. Чтобы удовлетворить эту потребность, в ход идут уже более изощрённые методы установления гегемонии. В итоге получается, что ресурсы и политику формально независимых стран контролируют не их народы, а какие-то внешние и чуждые им силы.

Суть империализма состоит в создании системы силового преобладания за пределами своего собственного этнического пространства, во внешнем чужом мире, а вовсе не в каких-то формальных территориальных владениях. Поэтому мнение о том, что Соединённые Штаты Америки – страна, разместившая свои войска по всему миру и установившая реальный контроль над некоторыми регионами планеты, находящимися за тысячи и тысячи километров от её границ, что эта страна – не империалистическая, может быть расценено лишь как забавный курьёз, – если это мнение искренно; либо как идеологическая манипуляция имперской политики – если оно лживо.

Мнение о том, что США – не имперская страна, основывается на другом, более широком и весьма распространённом мнении, что империализм и демократия несовместимы. Значительная часть образованной публики твёрдо убеждена, что экспансия, агрессия, империализм, гегемонистская политика – это удел режимов деспотических – тоталитарных, авторитарных, диктаторских. Демократия же ассоциируется у этой публики со свободой и равноправием, гуманизмом и прогрессом, торжеством закона, гарантиями прав человека и т. д.

Вряд ли стоит долго объяснять, что такие идеальные воззрения слишком мало соответствуют действительности. Эти главы предназначены для тех, кто предпочитает иметь дело с реальностью, а не с утопиями. Рассмотрим на конкретных исторических примерах, как на самом деле обстояли отношения демократий с экспансией и империализмом.

Эталоном развитой демократии в Античности являются Афины. Аттическое государство не было демократическим изначально; в древности там правили цари, затем власть захватила знать. В эпоху господства аристократии Афины были рядовым полисом – довольно инертным и не обнаруживающим признаков внешней активности. Экономический и политический подъём Афин начался в VI веке до н. э. В самом начале этого века законы Солона значительно демократизировали их политический строй. С того времени начинает расти и внешнеполитическая активность. Афины захватывают близлежащий остров Саламин. Вторая половина VI века до н. э. в Афинах приходится на правление тиранов, главным образом великого афинского тирана Писистрата. При нём Афины экономически процветали, а экспансия была довольно умеренной: афиняне утвердились на островах у входа в пролив Геллеспонт и захватили богатые рудники в Пангее на фракийском побережье.

После свержения тирании реформы Клисфена (508–500 до н. э.) подорвали господство знати и окончательно закрепили демократические порядки. Уже в ходе проведения этих реформ афиняне захватили часть крупного острова Эвбеи и вывели туда большую колонию (4 тысячи граждан). Во время войны с Персией, последовавшей вскоре, афиняне прочно закрепились в проливах (Боспор и Дарданеллы), в устье реки Стримон во Фракии, захватили остров Скирос и ряд других. В то же время был образован Делосский морской союз греческих полисов во главе с Афинами, ставший основой их могущества. В 462 году до н. э. реформы Эфиальта нанесли последний удар аристократическому Ареопагу, лишив его всех политических полномочий. Социально-политический строй в Афинах ещё более демократизируется, растёт и экспансионизм афинской политики. Афины одновременно ведут боевые действия с Пелопоннесским союзом и персами, захватывают остров Эгину, посылают крупную военно-морскую экспедицию в устье Нила.