Павел Кочемаров - Энергетика истории. Этнополитическое исследование. Теория этногенеза

Чтобы прояснить характер той или иной идеологии, нужно обратиться к её корням. А корень всякой идеологии, всякого мировоззрения и вероучения – в своеобразной мифологии, откуда они почерпают свои исходные определяющие интуиции. Для либерализма это «индивидуалистическая и субъективистическая мифология, лежащая в основе новоевропейской культуры и философии». Характер этой мифологии ярко обрисовал философ Алексей Лосев:

«Механика Ньютона построена на гипотезе однородного и бесконечного пространства. Мир не имеет границ, т. е. не имеет формы. Для меня это значит, что он – бесформен. Мир – абсолютно однородное прстранство. Для меня это значит, что он – абсолютно плоскостен, невыразителен, нерельефен. Неимоверной скукой веет от такого мира. Прибавьте к этому абсолютную темноту и нечеловеческий холод межпланетных пространств. Что это, как не чёрная дыра, даже не могила и даже не баня с пауками, потому что и то и другое всё-таки интереснее и теплее и всё-таки говорит о чём-то человеческом…

Итак, механика Ньютона основана на мифологии нигилизма. Этому вполне соответствует специфически новоевропейское учение о бесконечном прогрессе общества и культуры. Исповедовали часто в Европе так, что одна эпоха имеет смысл не сама по себе, но лишь как подготовка и удобрение для другой эпохи, что эта другая эпоха не имеет смысла сама по себе, но она тоже – навоз и почва для третьей эпохи и т. д. В результате получается, что никакая эпоха не имеет никакого самостоятельного смысла и что смысл данной эпохи, а равно и всех возможных эпох, отодвигается всё дальше и дальше, в бесконечные времена. Ясно, что подобный вздор нужно назвать мифологией социального нигилизма» [70].

И наконец вывод: «Допустим… что мир бесконечен. Если что-нибудь не имеет конца, след., оно не имеет границы и формы. Если что-нибудь не имеет границы и формы, это значит, что оно ничем не отличается от всего прочего. Но если оно ничем не отличается от всего прочего, то, следовательно, невозможно установить, существует ли оно вообще или нет. Итак, если мир бесконечен, то это значит, что ровно никакого мира не существует. Нигилизм нового времени так, в сущности, и думает. Восхвалять бесконечность миров заставляло тут именно желание убить всякий мир» [71].

Итак, корни идеологии либерализма – в мифологии нигилизма, чёрной мифологии небытия, смерти и уничтожения.

А как же тогда – «права человека», «свобода личности», гуманизм и прочее, – все эти официальные атрибуты «демократии»? Эти ценности – действительно высокие ценности, но они имеют не либеральное происхождение. Все эти ценности проистекают из христианства, а либерализм их лишь заимствовал для внешнего украшения. Именно христианство возвысило человеческую личность на небывалую доселе высоту и обосновало её права, – так как христианский Бог есть абсолютная личность, а человек Его образ и подобие. Как образ и подобие Божие человек только и имеет право на свободу; причём всякий человек, а не избранная по тому или иному социально-политическому либо этническому признаку (такого рода права существуют и в других культурах) часть людей.

Поскольку права и свободы человеческой личности имеют христианскую основу и происхождение, то для собственно либерализма они носят внешний характер, не принадлежат к его ядру. Понятно, впрочем, почему либерализм совершает этот плагиат, – ведь категория личности в либерализме стоит в центре всего. Но именно в трактовке личности либерализм радикально расходится с христианством, и именно в данном расхождении заключено его смысловое ядро. Либерализм заявляет претензию на абсолютное самоутверждение человеческой личности, в отличие от абсолютной личности христианства. Если в христианстве человек получает свои права от Бога, то в либерализме человек сам становится на место Бога и как таковой требует от окружающего мира абсолютного утверждения своих прав и свобод. «Чем, собственно говоря, отличается новоевропейский дух от средневекового и в чём сущность той необычайной разъярённости, с которой он нападает на средние века? Я, кажется, не буду утверждать ничего нового и особенного, если скажу, что средневековье основано на примате трансцендентных реальностей, новое же время превращает эти реальности в субъективные идеи. Отсюда весь рационализм, субъективизм и индивидуализм нового времени. Новоевропейская культура не уничтожает эти ценности, но она превращает их в субъективное достояние. Она лишает объекты их осмысленности, их личностности, их самостоятельной жизни, превращая внешний мир в механизм, а Бога – в абстрактное понятие… Эта эпоха выдвигает на первый план отдельные субъективные способности или всего субъекта, напрягая это до противоестественных размеров; всё же прочее превращается в некое аморфное чудовище, в безглазую тьму, в бесконечно-расплывшийся, чёрный и бессмысленный, механистический мир ньютоновского естествознания» [72].

В теории всё прекрасно – свобода, гуманизм, права человека. Но когда нет объекта их приложения, они становятся абстракцией, бессильной фразой. Теория выдвигает права человека вообще. Но «человек вообще» – пустая абстракция. Реально только отдельное существование конкретной личности. Следовательно, в отсутствие объекта реально каждым индивидуумом переживаются только свои собственные права и свободы. А раз так, то происходит абсолютное отчуждение людей друг от друга и начинается всеобщая война всех со всеми.

В этом своём абсолютном самоутверждении человеческой личности со стороны либерализма есть только неправда, но нет никакой лжи, – он здесь абсолютно искренен даже в своих заблуждениях. Но либерализм на этом не останавливается, – он хочет построить на абсолютном самоутверждении человека некую общественность. А такая затея заранее обречена на неудачу. Всякая устойчивая людская общность для поддержания своей целостности требует от своих членов некоторых жертв, требует служения и самоограничения. Но последнее возможно лишь тогда, когда люди объединены органической связью на базе реальных объективных ценностей. Или, проще говоря, когда существует для отдельных людей нечто общее всем им за пределами их индивидуальности, что дороже и ценнее для человека, чем собственное отдельное существование. Либерализм, который отменяет объективные ценности, дать такую связь не способен. Либерализм может организовать людей только внешней механической связью; но в этом случае объединяемые абсолютно чужды идее своего объединения, а значит, в принципе, и самому объединению. Целостность коллектива поддерживается только внешним насилием, а при его ослаблении распад неизбежен.