Коллектив авторов - История России. XX век. Деградация тоталитарного государства и движение к новой России (1953—2008). Том III

Настроение «Белого патриотизма» также пробивалось в русском национальном самосознании. Знаменитый поэт и бард Булат Окуджава уже в 1957 г. посвятил Евгению Евтушенко «Сентиментальный марш», который заканчивался более чем двусмысленными, хотя внешне и вполне комсомольскими словами: «Я все равно паду на той, на той далекой, на гражданской, и комиссары в пыльных шлемах склонятся молча надо мной». Почему «молча», почему не снимая будёновок? Так смотрят на убитого врага, а не на товарища. Намек многие поняли. Через четверть века писатель Владимир Солоухин посвящает Белому движению несколько горячих строф и, главное, связывает с ним свою судьбу:

Стихотворение кончалось словами – «не надо слёз, не надо грусти – сегодня очередь моя». Ленинградский бард, в прошлом советский офицер-подводник Кирилл Ривель был еще откровенней и связывал своего лирического героя с Белым делом накрепко – «В те года роковые, в перехлестье судеб, / когда мы – за Россию, а они – за совдеп». «На столетье бы раньше, ах что ж Ты, Господь, не спешил, / мне бы встретиться с пулей в рядах отступавших дроздовцев, / навсегда упокоясь в одной из безвестных могил». Белый патриотизм, несмотря на все старания и коммунистического официоза, и нового русского казенного – «от КГБ» – национализма, шаг за шагом овладевал вновь сердцами людей.

Среди русских историков крепло убеждение в необходимости создания новой отечественной истории XX века. Не истории государства или режима, но истории народа. Профессор исторического факультета МГУ Сергей Сергеевич Дмитриев записывал в свой дневник 13 марта 1985 г.: «Идет дело к концу XX века. Нашего века, детьми и современниками которого мы состоим. Пора, снова пора, как после декабря 1825 г., пришла пора, потребность назрела постигать, может и писать историю русского народа в XX веке. Написано много историй СССР, историй КПСС и ВКП (б). И будут такие истории писаться. Нужна история народа за этот век , его судеб, его жизни. Не история государства, не история партии. Народа на своей исторической земле и в диаспоре. Народа, каким он был и есть в XX веке до 1917 г. и после 1917 г. Народа как целого, как единства, в России и в мире за пределами России… Не пропал же, не исчез, не стерт русский народ и в наше время…» – Из дневников Сергея Сергеевича Дмитриева / Под ред. Р. Г. Эймонтовой // М.: Отечественная история, 2000. № 6. С. 151).

А. Б. Зубов . Третий русский национализм // Знамя. М., 1993. № 1.

Н. Митрохин . Русская партия. Движение русских националистов в СССР 1953–1985. М.: Новое литературное обозрение, 2003.

G. Hosking . Rulers and victims. The Russians in the Soviet Union. Cambridge, MA: Harvard University Press, 2006.

Y. M. Brudny . Reinventing Russia. Russian Nationalism and the Soviet State, 1953–1991. Cambridge (Mass.): Harvard university press, 1998.

Le rouge et le noir. Extrême droit et nationalisme en Russie / Sous la direction de Marlène Laruelle. Paris: CNRS Éditions, 2007.

В самом начале 1970-х гг. Брежнев, идя на уступки США и Израилю, дал возможность покидать СССР совгражданам еврейского происхождения, полагая, что это не нанесет большего вреда режиму. Но это решение пробило первую существенную брешь в «железном занавесе». В течение двадцати лет, по мере того как границы права на выезд расширялись, им воспользовались до 250 000 человек, среди которых оказывались и люди смешанного, очень разбавленного, а иногда и вовсе нееврейского происхождения. Выезжающие, по прибытии в Вену или в Рим, выбирали себе дальнейшее следование, в Израиль или в США. Так в Нью-Йорке, на Брайтон-Бич образовался своеобразный квартал, еврейский по быту и по мирочувствию, русский по языку, к тому же довольно быстро приобретший и американские навыки. Характерным ответом на вопрос эмигрантов третьей волны, почему вы уехали, было: «Россия – это кладбище, я не желаю жить на кладбище».

Несколько позже ФРГ добилась от Брежнева разрешение на выезд этнических немцев из СССР в Германию. Вчерашние спецпоселенцы 1941 г. и их дети стали десятками тысяч выезжать из Казахстана, Алтая, Урала, Киргизии в ФРГ, так же как и евреи из России в США и Израиль, с большим трудом встраиваясь в жизнь своих преуспевающих буржуазных соплеменников. Проблемы интеграции «русских» немцев и евреев в Германии и США остаются до сего дня, и на своей исторической родине их называют «русскими», да и они сами нередко так именуют себя, по крайней мере, в первом эмигрантском поколении.

Заодно с национальной эмиграцией воспользовались брежневским послаблением, идущим вместе с постепенным идеологическим зажимом, диссиденты и работники культуры, писатели, художники, музыканты, чьи имена были широко известны в свободном мире. Многие из них выезжали и оставались на Западе добровольно, иных высылали. Происходил полный разрыв между коммунистическим государством, закосневшим в тоталитарной бесплодной идеологии, и творческой, освобождающейся Россией. Это обстоятельство, не менее чем экономические и политические факторы, повлекло за собой падение коммунистического колосса, который в 1970-е гг. действительно оказался «на глиняных ногах».

На Запад переместились лауреат Сталинской премии Виктор Некрасов, нобелевский лауреат Александр Солженицын, будущий нобелевский лауреат Иосиф Бродский, около сорока менее крупных, но достойнейших писателей и поэтов – Вл. Максимов, Андрей Синявский, Ф. Горенштейн, Анатолий Кузнецов, Юрий Кублановский, Александр Галич… Уехали звезды театра – Юрий Любимов, кинематографа – Андрей Тарковский, балета – Рудольф Нуриев, музыки – Мстислав Ростропович и Галина Вишневская, всех и не перечтешь.

Самым известным из оказавшихся на Западе в третьей волне был Александр Солженицын, поселившийся, после кратковременной остановки в Швейцарии и Норвегии, в штате Вермонт, США, и работавший там над историческим повествованием «Красное колесо» до своего возвращения в Россию в 1994 г. По американским оценкам, тираж его книг в это время превысил 30 млн экземпляров. Александр Солженицын оценивался в «свободном мире» как неизмеримая величина по силе его художественного дара и по гражданскому мужеству. Хотя вскоре его авторитет среди американских либералов резко пошел вниз – они не разделяли его национально-патриотических воззрений.

В Париже Владимир Максимов начал издавать журнал «Континент», Андрей Синявский – «Синтаксис», в Мюнхене Кронид Любарский – журнал «Страна и мир», которые попадали в СССР. В Израиле выходили «толстые журналы» «Время и мы», «22», расходившиеся по всему свету. В США Василий Аксенов и Иосиф Бродский выступали перед американскими аудиториями, Мстислав Ростропович и Галина Вишневская давали концерты, а картины ряда художников-неконформистов, которых в третьей волне было много, попали в американские музеи. Возникло много газет с названиями вроде «Новый американец», но основанное русскими евреями еще до Первой мировой войны «Новое русское слово» с тиражом в 50 тысяч экземпляров оставалось наиболее читаемым.