Ирвинг Финкель - Ковчег до Ноя: от Междуречья до Арарата

В Коране говорится, что Нух провел в Ковчеге пять или шесть месяцев, по прошествии которых он выпустил сначала ворона. Но ворон нашел падаль и принялся ею лакомиться. Тогда Нух проклял его и выпустил голубя. С тех пор голубь считается другом людей.

Утнапишти, едва переведя дух после всего, что ему пришлось пережить, сразу занялся нужным делом:

Вынес я жертву, даровал ее четырем сторонам света,

На вершине горы развеял я ладан,

Семь и семь поставил курильниц,

Под ними рассыпал тростник, кедр и мирт.

Боги почуяли аромат,

Боги почуяли аромат сладкий,

Боги как мухи на жертву слетелись.

Как только Белет-или приблизилась (к жертве),

Надела она больших мух, которых сотворил Ану по своему желанию:

«О боги! Как лазурит этот на своей шее я не забуду —

Так дни эти я запомню, никогда не забуду!»

В книге Бытия Ной тоже совершает благодарственное жертвоприношение; однако оба наши источника (J и P) основное внимание уделяют божественному обещанию никогда больше не подвергать человеческий род уничтожению. Радуга – как знамение этого завета, столь знакомое всем нам с раннего детства, – описана только в источнике P:

12Бог сказал: – Вот знак договора, который Я заключаю на вечные времена с вами и со всем живым: 13Я повесил на облаках свой лук – радугу – в знак договора между Мною и жителями земли. 14Когда Я соберу облака над землей, то в облаках появится радуга. 15Тогда Я вспомню Свой договор с вами и со всем живым – и потопа, который губит все живое, уже не будет. 16В облаках будет радуга – Я увижу ее и вспомню Свой вечный договор со всеми жителями земли. 17Бог сказал Ною: – Это знак договора, который Я заключил со всеми, кто живет на земле.

В Эпосе о Гильгамеше Утнапишти не получает столь развернутого и убедительного обещания; но в нью-йоркском Метрополитен-музее хранится поздневавилонская табличка, содержащая «послепотопную» часть истории о нашем герое, называемом здесь его первоначальным шумерским именем Зиусудра:

Отныне никто пусть потопа не вызывает,

А род людской пусть живет вечно.

Сравнивая вавилонские версии истории о Потопе с библейским рассказом о нем, мы приходим к следующим заключениям. Разворачивающиеся перед нами параллельные истории тесно связаны как на текстовом, так и на сюжетном уровне; в своем завершенном виде древнееврейский текст несомненно основан на предшествующей месопотамской литературе о Потопе. Есть ли у нас возможность рассмотреть эту зависимость более детально?

Как мы уже видели в предыдущих главах, в различные эпохи в древней Вавилонии циркулировали различные клинописные версии истории о Потопе. Мы знаем также, что история о Потопе и Ковчеге – центральный эпизод в двух долго существовавших и сильно различавшихся между собой сочинениях: истории об Атрахасисе (свободно варьировавшейся на протяжении многих веков) и Эпосе о Гильгамеше (производящем впечатление более стабильного текста). Естественно предположить, что в первом тысячелетии до Р. Х. существовало намного больше различных клинописных вариантов нашей истории, чем те, которыми мы сегодня располагаем.

Выделенные из общего текста книги Бытия параллельные версии, приписываемые источникам J и P, представляют собой нечто более значимое, чем набор фрагментов, восходящих к различным более ранним традициям; напротив, каждая представляет собой структурированный текст, принадлежащий своей собственной традиции, в котором одни важные элементы присутствуют, другие, наоборот, опущены:

Бытие, источник J (краткая версия)

1. Нет описания Ковчега

2. J1: по семь пар чистых, по одной паре нечистых; по семь пар птиц

3. J2: по одной паре чистых; по одной паре нечистых; по одной паре птиц; по одной паре пресмыкающихся

4. Только дождь

5. Выпускаемые птицы: ворон, голубь, голубь, голубь

6. Не указано место, где Ковчег пристал к суше

Бытие, источник P (подробная версия)

1. Описание Ковчега

2. По одной паре каждого вида живых существ

3. Плюс к дождю, разверзаются источники

4. Не описано выпускание птиц

5. Место, где пристал Ковчег: гора Арарат

6. Жертвоприношения, завет, радуга

В книге Бытия источник J ничего не говорит о самом Ковчеге; это может означать лишь то, что источник P предложил «лучшее» или в каком-либо отношении более подходящее описание, которое и было включено целиком в окончательный текст. Не может быть такого, чтобы J обошел молчанием центральный момент всей истории; просто из его версии, по-видимому, ничего не было взято. Возможно, текст J содержал слишком подробное техническое описание строительства судна, и эти подробности были сочтены неуместными в библейском тексте – подобно тому, как детальное техническое описание в Табличке о Ковчеге свелось к одной или двум строкам в Эпосе о Гильгамеше, написанном на тысячу лет позже. Столь же важный эпизод с выпусканием птиц для поиска суши представляет собой обратную ситуацию: он опущен в тексте P – возможно, потому, что версия J оказалась полнее (или в каких-то аспектах лучше соответствовала нужному результату) и была взята целиком.

Источник J, в свою очередь, представляет собой переплетение двух весьма различных традиций в отношении количества взятых в Ковчег животных – мы видели это в предыдущей главе. Исходный вариант очевидным образом предполагал по одному самцу и по одной самке каждого вида, как это описано в источнике P. С другой стороны, источник J ближе к Старовавилонскому Атрахасису в том, что он включает также птиц – деталь, отсутствующая во всех других известных нам клинописных источниках. Наконец, в J говорится о попарном вхождении животных в Ковчег – теперь, когда расшифрована Табличка Ковчега, мы знаем, что и эта традиция существовала в Вавилоне.

В источнике J говорится только о дожде, в то время как источник P, более близкий к Гильгамешу XI, описывает и дождь, и наводнение; здесь тоже, вероятно, мы имеем дело с двумя разными традициями. Далее, хотя источник J не говорит ни о какой конкретной горе, к которой пристал Ковчег, его предшественник, видимо, упоминал какую-то гору, мало известную кому-либо, кроме вавилонян. Напротив, гора Арарат на далеком севере, указываемая источником P, оказалась более приемлемым выбором для иудейских авторов. Об этом, конечно, можно еще много рассуждать.

Библейский текст в том виде, как он нам известен, – законченное литературное произведение, в котором переплетены фрагменты первоисточников, принадлежащих двум различным линиям еврейской литературы о Потопе. В общей ткани библейского рассказа каждый из этих первоисточников представлен в неполном виде, но в процессе их восстановления различия между ними становятся явными. Ни опущенные детали, ни редактура не могут скрыть этих различий между J и P.