Ирвинг Финкель - Ковчег до Ноя: от Междуречья до Арарата

Жителям Месопотамии этот стародавний допотопный мир представлялся как неизменный ландшафт приморских болот (маршей) южного Ирака, где прибрежный тростник служил для постройки и домов, и речных судов, так что и те и другие могли пойти в ход в качестве материала для строительства спасательного судна. Ковчег в этой древнейшей истории мне видится длинной и узкой лодкой с высокими носом и кормой, удобной для передвижения по мелководным протокам. Большие лодки такой «миндалевидной» формы назывались по-шумерски magur, гигантскую суперлодку, понадобившуюся при Потопе, назвали magurgur.

В письменных источниках, датируемых началом второго тысячелетия до Р. Х., мы уже встречаем две разные традиции описания формы Ковчега; но обе эти традиции восходят к одному общему корню. В Ниппуре, городе на юге Ирака, традиция огромной удлиненной тростниковой лодки magurgur продолжалась, не вызывая сомнений. В других же местах, как мы видим из недвусмысленного описания, данного в Табличке Ковчега, более подходящим типом судна для Ковчега считали круглый коракл. Кораклы не использовались на мелких протоках маршей, но были очень распространены на реках срединной части Месопотамии, в особенности на Евфрате; тут они служили как бы водным такси, переправляющим с берега на берег людей, скот и грузы без малейшего риска затонуть. Суда этого типа делались не из тростника, а из веревки, свитой из пальмовых волокон, и представляли собой большую корзину, со всех сторон обмазанную битумом для водонепроницаемости. Кораклы делались любых размеров и любого назначения; коракл, построенный Атрахасисом, несомненно, побил все рекорды.

Я полагаю, таким образом, что традиционное представление о форме Ковчега сначала было как о лодке magur (длинной и узкой), а затем изменилось в пользу коракла (круглого и большого).

Свидетельств этому не так много, но они есть: плюс к нашей Табличке Ковчега мы располагаем еще двумя клинописными описаниями Ковчега, датируемыми вторым тысячелетием до Р. Х., – и в обоих, как показано в данной книге, он представлен круглым. Мне это представляется как процесс замены «старомодного» прототипа усовершенствованным новым вариантом.

В начале второго тысячелетия до Р. Х. передача текста от одного другому могла происходить столь же часто в устной форме, как и в письменной. В устах искусного и знаменитого рассказчика указанное изменение формы Ковчега могло произойти вполне естественным образом – оно делало рассказ более осмысленным для слушателей. Меня оно вообще не удивляет: бродячие рассказчики, вероятно, часто выступали перед жителями прибрежных районов, которым надо было представить Ковчег практически реализуемым и функционально пригодным судном; и на эту роль, как все они понимали, легче всего мог претендовать коракл.

Круглый Ковчег Атрахасиса имел днище площадью 3600 кв. м; у него была одна палуба.

Кроме рассматриваемой нами Таблички Ковчега , подробное описание Ковчега имеется еще только в одном клинописном источнике – классическом Эпосе о Гильгамеше. Здесь нас ожидают два важных усовершенствования. Во-первых, ковчег здесь не миндалевидно-удлиненный как magur, но и не круглый как коракл, но куб с одной и той же длиной, шириной и высотой бортов. А во-вторых, такой ковчег практическому месопотамскому уму должен был представляться как совершенно неспособный держаться на воде, особенно в потопную непогоду.

Как мы уже говорили в одной из глав (и еще вернемся к этому в Приложении 2), трансформацию старовавилонского круглого в плане коракла с одинаковой «длиной» и «шириной» в позднеассирийское квадратное в плане судно в Гильгамеше, а также трансформацию старовавилонского однопалубного судна в шестипалубное, где каждая палуба еще поделена на семь отсеков с дополнительным делением на девять, – все это можно объяснить исходя из следующих соображений. С одной стороны, имело место неправильное понимание отдельных строчек текста-источника; с другой – мидрашистский [179]энтузиазм, преобразовавший ковчег Утнапишти в ни на что не похожую и практически ни к чему не пригодную, но зато величественную конструкцию. Тем не менее тщательный анализ текста Эпоса о Гильгамеше показывает, что рассказ Утнапишти, содержащий описание этого ковчега, восходит к старовавилонской версии с круглым кораклом.

Следующий этап развития истории о Потопе и Ковчеге – библейская книга Бытия. Сравнение еврейского текста (Быт. 6–8) с Гильгамешем XI выявляет столь тесную связь и столь много точек соприкосновения между ними, что вывод о зависимости одного из них от другого становится неизбежным. В этой книге я исхожу из достаточно широко принятой концепции о том, что именно еврейский библейский текст является заимствованием, будучи основанным на некоем клинописном предшественнике (одном или нескольких); но при этом я предлагаю новое объяснение механизмов этого заимствования. Я думаю, что необходимость иметь собственную письменную историю привела евреев, оказавшихся в вавилонском плену, к идее дополнить собственные источники некоторыми вавилонскими историями из древних времен – там, где собственная традиция не предлагала адекватных версий. Это стало возможным благодаря приобщению интеллигентных еврейских юношей к клинописной письменности и культуре в вавилонских школах, где они смогли прочесть эти древние истории в оригинале, просто как часть школьной программы. Потрясавшие воображение вавилонские рассказы в процессе их литературной обработки и усвоения еврейской традицией были дополнительно нагружены совершенно новым моральным смыслом. Таким образом старые сюжеты – о праотцах-долгожителях, о младенце, оставленном в коракле на реке, о Потопе – обрели вторую молодость и смогли удержаться в сознании человечества, когда породившая их клинописная традиция окончательно оборвалась.

В библеистике давно принята концепция различения в библейском тексте нескольких параллельных источников или авторов, в частности J и P. Применительно к библейской истории о Потопе я объясняю эти различия тем, что J и P использовали клинописные первоисточники, принадлежавшие двум разным клинописным традициям. Различия видны, например, в числе разных видов животных и птиц, взятых на борт Ковчега. Особенно следует отметить важную деталь, открывшуюся благодаря расшифровке Таблички Ковчега, – о том, что животные всходили на Ковчег попарно. Этой детали нет ни в одной ранее обнаруженной версии клинописной истории о Потопе, и поэтому до появления Таблички Ковчега она считалась специфической принадлежностью библейской версии истории.