Мартин Гилберт - Первая мировая война

Акты насилия, совершавшиеся после наступления мира, стали отражением той горечи, которую оставили после себя война и поражение. 26 августа 1921 г. во время прогулки по лесу в окрестностях Бадена двумя фанатиками-националистами был убит Маттиас Эрцбергер, который в 1918 г. подписал перемирие с Фошем. 24 июня 1922 г. в Берлине националисты-антисемиты убили Вальтера Ратенау, которого экстремисты обвиняли в сговоре с Антантой с целью нанести поражение Германии (хотя в 1916 г. он поддержал депортацию 700 000 бельгийцев на работу в Германию).

За пределами России попытки коммунистов свергнуть послевоенные правительства потерпели неудачу. Коммунистические режимы, установленные в Мюнхене и Будапеште, продержались недолго, причем в Будапеште свержение коммунистов было более кровавым. В Италии и Испании к власти пришли правые под руководством Муссолини и Примо де Риверы, полных решимости дать отпор коммунизму во всех его проявлениях.

Процесс умиротворения занял больше времени, чем сама война. Война длилась четыре года и три месяца, но только в июле 1923 г., через четыре года и восемь месяцев после ее окончания, были наконец установлены западные границы Турции. Нарушив Севрский мирный договор, Турция в 1920 г. оккупировала Армению, восстановила контроль за Анатолийским Курдистаном и выбила греков из Смирны, области на Эгейском море, и только после этого Мустафа Кемаль согласился подписать Лозаннский мирный договор и придерживаться его. По этому договору Турция сохраняла за собой тысячи километров Анатолии, от восточного берега Эгейского моря до западных склонов горы Арарат. От воплощенного в Севрском договоре плана союзников, предусматривавшего потерю Турцией европейской территории, Константинополя и зоны проливов, пришлось отказаться. Галлиполи, где турки впервые продемонстрировали, что агрессия против них не будет ни легкой, ни безнаказанной, остался на территории Турции.

Чувствам союзников была сделана всего одна уступка – воинские захоронения на полуострове Галлиполи получили особый статус и остались навечно открытыми для тех, кто захочет совершить к ним паломничество. Посетители не заставили себя ждать: в Анзаке рядом с могилой рядового Джорджа Гримвейда из Медицинского корпуса австралийской армии стоит камень, привезенный из его родной Австралии и «помещенный здесь в память о нем вечно любящими родителями в апреле 1922 г.». Родители имели право поместить дополнительные надписи на стандартные надгробные камни. На могиле солдата Э. У. Лоуденса из 3-го австралийского полка легкой кавалерии выбиты слова: «Молодец, Тед». На южной оконечности мыса Геллес на вершине скалы, возвышающейся над двумя местами высадки десанта, где в апреле 1915 г. шли самые ожесточенные бои, стоит высокий обелиск – это памятник пропавшим без вести с именами 20 763 человек, которые погибли на полуострове и могилы которых неизвестны.

Эра мира, провозглашенная после 1918 г. под эгидой Лиги Наций, породила множество надежд. Средство сохранения мира видели отныне не в армии, флоте и военно-воздушных силах, а в разоружении. Внутри каждого многонационального государства права национальных меньшинств следовало защищать посредством соглашений в рамках Лиги Наций, а также гарантий, которые давали современные конституции. Основой современного мира должны были стать обмен мнениями, компромисс, согласование, арбитраж, здравый смысл, экономическая независимость и желание разрешать конфликты за столом переговоров. Циники могли сказать, что все это уже существовало в Европе до 1914 г.

В послевоенном мире международные договоры должны были сформировать юридическую основу независимости и незыблемости новых границ (хотя, как спрашивали некоторые, разве бельгийские границы не были гарантированы договором до 1914 г.?). В августе 1920 г. подписание договора между Чехословакией и Югославией, к которым через год присоединилась Румыния, стало первым шагом новых государств Центральной Европы к созданию «маленькой Антанты» – взаимного признания и защиты. Локарнские договоры 1925 г. при поддержке Британии и Италии служили гарантией незыблемости французско-германской границы, которая трижды становилась источником войн. Конференция в Локарно также закрепила границу Бельгии. В то же время два новых государства, Польша и Чехословакия, подписали договоры о военном союзе с Францией, что позволяло обеспечить нерушимость их границ. Страны, считавшие себя ущемленными, особенно Германия и Венгрия, должны были предъявлять свои претензии при посредничестве Лиги Наций. Плебисциты, в которых применялся демократический принцип «один человек – один голос», сразу после войны уже изменяли французско-германскую и польско-чешскую границы. Решительно осуждался захват территорий, будь то отторжение Италией у Югославии Фиуме в 1919 г., захват поляками литовского Вильно в 1920 г. или отторжение Литвой Мемеля от Восточной Пруссии в 1923 г. Это были прецеденты, которых, хотя они и случились в новую эпоху, следовало всячески избегать.

В послевоенные годы широкое распространение получил пацифизм, в основном в форме призывов к всеобщему разоружению. Германия, Австрия, Венгрия и Турция разоружились по условиям мирных договоров, и пацифисты оказывали давление на правительства стран-победительниц, особенно на французское правительство, настаивая на сокращении вооружений до минимального уровня. В 1925 г., когда Локарнские договоры, казалось бы, предложили юридическую и дипломатическую конструкцию, позволяющую в будущем избегать войн между Францией и Германией, был опубликован манифест против воинской повинности, подписанный в том числе Альбертом Эйнштейном и Махатмой Ганди. «Заставлять людей, – писали они, – против воли и их убеждений идти на смерть или убивать других – это унижение человеческого достоинства. Государство, которое считает себя вправе заставлять своих граждан быть военнообязанными, даже в мирное время пренебрегает основными правами человека. Более того, обязательная воинская повинность прививает всей мужской части населения дух агрессивного милитаризма и как раз на том этапе жизни, когда человек более всего подвержен влиянию со стороны. В результате насаждения милитаризма война начинает восприниматься как неизбежное и даже желанное явление».

Договоры, цивилизованное поведение, торговля, разоружение: были ли эти средства достижения устойчивого мира просто отзвуком идиллической жизни до 1914 г. или проявлением нового прагматизма, рожденного четырьмя годами страданий и разрушений? 15 ноября 1920 г. на первом заседании Ассамблеи Лиги Наций предложение не наращивать вооружения в течение двух лет встретило сопротивление шести государств, которые не соглашались даже на такой короткий мораторий: Франции, Польши, Румынии, Бразилии, Чили и Уругвая. Франция стала самой сильной в военном отношении страной в Европе, поскольку по условиям Версальского договора Германии пришлось разоружиться, что стало причиной недовольства немцев. 4 августа 1928 г., в четырнадцатую годовщину объявления Британией войны Германии, сэр Хорас Рамбольд, который был в Берлине в 1914 г., снова оказался в немецкой столице, на этот раз для того, чтобы вручить верительные грамоты посла Великобритании немецкому президенту Гинденбургу. Во второй половине дня он шел по улицам в районе посольства. «Вокруг не было почти ни души. Два щуплых солдата, которых я встретил во время прогулки, представляли армию, численность которой была ограничена 100 000 человек. Гигантская военная машина Германии на тот момент была разобрана, но, как впоследствии выяснилось, только на тот момент».