Альманах Array - Триединство. Россия перед близким Востоком и недалеким Западом. Научно-литературный альманах. Выпуск 1

Социальная ткань меж тем продолжала расползаться. Стало очевидно, что состояние дел, экономическая и политическая механика нуждаются в серьезной модификации, причем в глобальном масштабе. Принимаются меры для переосмысления перспектив, разрабатываются принципы и механизмы управления новым миром, планирования стержневых событий.

Появились и некоторые новые существенные факторы в трансформации глобального капитализма как универсальной системы.

Это появление «новых денег» (логическое завершение многовекового процесса порчи монеты), превратившихся в универсальную меру символического капитала и инструмент управления. Доллар, утратив рудименты золотого стандарта (1971-1973), реализует феномен не обеспеченного ликвидностью алхимического кредита последней инстанции. Другим фактором стали масштабные финансовоправовые технологии: перманентный глобальный долг, программы структурной адаптации (перестройки) и финансовой стабилизации (реструктуризаций масштабных задолженностей в обмен на структурные реформы), системы управления рисками, которые претендуют на то, чтобы со временем стать глобальными и сменить кредитный замысел в качестве камертона неоэкономической практики. Приблизительно в те же годы разворачивается революция в микроэлектронике, телекоммуникациях, информатике, производя на свет не ограниченные физическими параметрами виртуальные пространства. Появляются сеть ARPANET как прообраз Интернета и системы глобальной биржи, спутники связи, микрочип, персональный компьютер, мобильная телефония, а также универсальные коды UPC-А и EAN-13 – эскизы глобального каталога объектов собственности, товаров и людей. Началась перестройка социального космоса на основе неолиберальной идеологии, предполагающей эмансипацию экономики из-под суверенитета национального государства и создание новой социальной оболочки планеты.

Если до некоторого момента «глобальная экономика» представляла сумму национальных экономик, которые были самостоятельными субъектами, то теперь начал формироваться глобальный рынок, выстраивается эффективная система перераспределения мировых ресурсов и дохода.

Все эти тенденции позволяют очертить контур третьей (после торгово-финансовой и промышленной) фазы капиталистической мир-экономики – геоэкономической. Ее стратегическая цель в сфере экономической практики – получение системной прибыли не столько за счет теряющего привлекательность промышленного производства, сколько в результате развития многообразных форм контроля над хозяйственной деятельностью в глобальном масштабе, позволяющего собирать обильную квазиренту со знаменитыми ножницами цен.

Технический прогресс и финансовые технологии вкупе с новыми организационными схемами придают этому процессу второе, если не третье дыхание, и глобальный размах. И здесь социалистический эксперимент XX века получает несколько неожиданную перспективу. Опыт коммунистического Постмодерна можно в данном контексте рассматривать как футуристическое забегание вперед, отрицание публичной власти ради полу анонимной, законодательно нечетко фиксированной, но фактически тотальной власти госкорпораций, которые через систему назначаемых управляющих (номенклатуру) контролируют в идеале весь мир.

Происходит своего рода завершение «гегелевской триады» становления глобального капитализма, где роль антитезы сыграл временный союз с христианской инновационной динамикой и промышленной революцией.

Институциональные формы третьей фазы могут со временем свести воедино все версии социального Постмодерна, запечатлев торжество широкой конвергенции всех культур и стилей. Сохранится ли при этом отмирающий ярлык «капитализм»? И стоит ли лишний раз подчеркивать, что мировоззренческая основа этой стадии выходит далеко за пределы протестантской этики, вскрывая гораздо более интригующие истоки и горизонты рукотворного универсума?

Торжество денежного строя, его влияние и амбиции стать мерой человеческой практики свидетельствуют о кризисе христианского универсума и об истощении прежней пассионарной доминанты цивилизации.

Строители уходящей в дурную бесконечность конструкции начинают говорить на некоем едином языке финансовых операций, обретающих смысл и жесткость естественных законов бытия.

В круговороте совсем не призрачной жизни цифр и канторовских множеств («актуальной бесконечности») – трансфинитной среды виртуальных операций, тщательно взвешенных устремлений и просчитанных порывов – финансовые ресурсы, заменив харизму, определяют статус индивида, положение в обществе и положение самого общества, диапазон легальных возможностей в Новом мире, претендуя стать творческими энергиями, источником как созидания, так и уничтожения.

Финансовый успех в качестве мерила личности и общества становится таким образом универсальной шкалой, но по-настоящему крупный успех все чаще оказывается выше личных и социальных усилий, за пределом труда и морали.

Для человека, придерживавшегося новых взглядов, деньги не столько богатство или средство платежа, сколько орудие действия в не вполне реальном мире. И даже – нструмент управления им. Экономика же сама по себе вторична – она лишь основа иных схем и планов; психологически гораздо ближе оказывается стилистически рафинированная и отвлеченная схема.

Симптомы социокультурного транзита прослеживаются в автосуверенизации, персонализации, приоритетности прав человека (акцентируя при этом права меньшинств), а в сфере церковной практики – в возрождении идеалов раннехристианской полиавтокефаличности. Это одно прочтение сюжета.

Иные перспективы видятся в экспансии неоязычества (в том числе в квазисекулярных формах), реориентализации мира либо его неоархаизации. Что свидетельствовало бы о радикальном переписывании истории, свертывании «христианского проекта», формировании метафизически и идеологически мотивированного постхристианского универсума. Однако и в данном случае вероятным остается распространение новых форм христианской культуры и церковной практики.

В любом случае мы наблюдаем утверждение культуры, соответствующей духу времени. Духу, сочетающему жизнеустройство странников и пришельцев, для которых «всякая чужбина – отечество и всякое отечество – чужбина ». Но, скорее всего, речь идет о пришествии амбициозного и мультикультурного сообщества – о мире игры , который, безмерно повышая ставки, по-своему расценивает риск смерти, бытия, безумия.

Актуальным компонентом «структуры греха» становится новый терроризм, теоретически способный в будущем продемонстрировать деструктивную эффективность на совершенно ином уровне.