Татьяна Симонова - Советская Россия (СССР) и Польша. Русские антисоветские формирования в Польше (1919–1925 гг.)

Консульская конвенция между Польшей и СССР была подписана в Москве 18 июля. В августе 1924 г. МВД Польши объявило регистрацию всех иностранцев, не имеющих определенной государственной принадлежности.

Во второй половине 1924 г. нараставшие проблемы в экономике Польши вылились в глубокий экономический кризис. Безработица в первую очередь ударила по русским беженцам, которых увольняли с работ первыми в случае сокращений. Цены на продукты выросли в 4–5 раз. Многие рабочие на лесоразработках или остались без дела, или работали по два-три дня в неделю. За отсутствием сбыта закрылись русские предприятия кустарей (прежде всего в «рабочем городке» в лагере Стржалково) [1062]. К 1 июня этот лагерь ликвидировать не удалось, так как польским чиновникам, сообщалось в отчете Врангелю о положении беженцев, «оставалось только силой выбросить обитателей лагеря».

Попытки найти бесплатное помещение для оставшихся нескольких десятков человек в г. Бромберге (под г. Быдгощь), несмотря на усилия русских организаций и поляков, доброжелательно «относящихся к русским, разбились о невидимую враждебную русским силу в Министерстве внутренних дел» [1063]. На отправку из Польши во Францию «40 семейств и 10 холостых» генерал Врангель выделил генералу Махрову заимообразно ссуду в 5 тысяч французских франков. К концу 1924 г. лагеря беженцев в Польше должны были быть ликвидированы.

Положение оставшихся в Польше бывших интернированных лиц – русских беженцев оставалось тяжелым. В лагере Стржалково была закрыта столовая для детей, учрежденная Британским благотворительным обществом. Единственной формой заработка стали все еще востребованные «дамские рукоделия» – чрезвычайно напряженная работа, следствием которой становилась потеря зрения и крайнее перенапряжение организма; чтобы прокормиться, «рукоделием» стали заниматься и офицеры. В артелях ситуация не менялась: люди в подавляющем большинстве жили в бараках в лесу, одежды и обуви по-прежнему не хватало: «почти все оборванцы». Вместо обуви, свидетельствовал Махров, покупаются остатки автомобильных шин, которые приспосабливали разными способами. «И так работали и зимой: без теплой одежды, в рванье, без сапог», – продолжал свой доклад генерал.

Предприниматели, владеющие лесными разработками, не брали на себя ответственность в случае увечий и заболеваний рабочих: «если их не возьмет на свое содержание артель, погибают». Лучшие районы отводились для польских рабочих, поэтому русские рабочие отряды направляли в «нездоровые, болотистые местности» и многие умерли от болезней и «отощания». Если бы был разрешен выезд русских военных, сообщал генерал Махров в Париж и Сремски Карловцы в мае 1924 г, то уехали бы все, «настолько отвратителыны условия жизни и плохие отношения поляков к русским вообще». Единственным путем рассредоточения русских из Польши после отъезда в рамках репатриации «более сильных духом» на родину генерал считал их выезд из Польши, прежде всего – во Францию. Уральских казаков партиями (50–80 человек) начинал вывозить в Чехословакию генерал Хорошихин [1064].

Не менее 2–3 тысяч человек из числа интернированных в лагерях, по информации разведуправления штаба РККА, польское военное командование было намерено организовать в форме бандитских отрядов для антисоветской деятельности. В сентябре 1924 г. начальник разведуправления штаба РККА Я. К. Берзин сообщал помощнику начальника штаба РККА Б. М. Шапошникову о том, что особую роль польское военное командование отводит в этой работе украинским отрядам, что петлюровский офицер Оскилко назначен при втором отделе польского Генерального штаба главным уполномоченным по организации украинских отрядов [1065]. Ранее с начала сентября штаб РККА располагал информацией, что «формирование банд поручено ротмистру польской армии Домбровскому, который лично производит набор из состава бывших бандитских отрядов, балаховцев, из рядов польских кавалерийских частей в районе Несвиж» [1066].

Следует отметить, что в тот период в качестве военного и политического противовеса отрядам, формируемым в Польше, Политбюро ЦК РКП (б) постановило создать отряды солдат-галичан [1067]. Уже в ноябре 1923 г. было решено принять их из Чехословакии (2–3 тысячи человек) и направить их на Украину. Предварительно весь контингент было решено «профильтровать через ГПУ». Проведение операции тогда было поручено ГПУ и НКИД [1068].

В августе 1924 г. Политбюро приняло решение продолжить операцию и принять еще 150 «особо надежных» галичан и 50 человек «украинского происхождения». Кроме того, во вторую партию репатриантов из Чехословакии было решено включить квалифицированных рабочих и 200 семей сельскохозяйственных рабочих. При этом было подчеркнуто, что такое решение не может исключать возможность возвращения других желающих вернуться на родину с тем, чтобы настроение «массы» не испытывало «неблагоприятного поворота» [1069].

Советское руководство развивало деятельность по концентрации потенциальных «революционных сил» и деструктивную работу внутри Польши по линиям Коминтерна и Коммунистической партии Польши. В августе 1924 г. было организован конфликт на станции Столпцы. В ответ польское военное руководство к концу сентября 1924 г. в районе Бреста сформировало ударную группу в 80 человек. Была установлена связь этого отряда с «сочувствующими организациями» на Украине.

Советская разведка располагала информацией о том, что французская военная миссия обещала поддержку общему выступлению антисоветских групп и польских частей на Украине в том случае, если оно будет начато в сентябре – октябре – ноябре и если окажется «сколь-нибудь значительным» [1070]. В штабе РККА было известно также, что подготовка к восстанию силами русских интернированных ведется и в лагерях Румынии [1071]в тесном контакте со вторым отделом польского Генерального штаба [1072].

В октябре 1924 г. польское военное министерство нашло еще один способ рассредоточения или выселения русских беженцев из страны, в первую очередь – из Варшавы. Правительственный комиссариат столицы Польши издал постановление об обязательном отбывании воинской повинности мужчин, «имеющих карты побыта и не имеющих паспортов иностранных государств». В случае отказа отбывать воинскую повинность, призывник получал заграничный паспорт и высылался из Польши без права возвращения. Призывники 1883–1901 гг. рождения должны были иметь военные книжки или удостоверения об освобождении или об отсрочке.

Лица, не имевшие ни одного из этих документов, подлежали привлечению к уголовной ответственности за уклонение от отбывания воинской повинности [1073]. Вопрос о призыве апатридов в польскую армию, изложенный П. Э. Бутенко в «мемориале», направленном в польское МВД, обсуждался на совместном заседании. В ходе обсуждения стороны пришли к пониманию, что политические эмигранты (азилянты) полностью освобождаются от службы в польской армии [1074].