Павел Полян - Свитки из пепла

25Т. е. вознесение к престолу Всевышнего.

26Буквально: «пока палач занят выпивкой».

27ЙИВО (Йидише висншафтлехе организацие), позднее переименованная в Йидишер Висншафтлехер Институт (Еврейский научный институт), – международная еврейская организация, основанная в 1925 г. в Вильно, с 1940-го ее центральный филиал находится в Америке. Целью организации является исследование языка идиш и культуры восточноевропейского еврейства. Автор расшифровывает аббревиатуру названия организации ЙИВО как «Йидишер Вейтогс-Архив», «Архив еврейских болей». Переводчица стремилась отразить это хотя бы отчасти в переводе.

28Автор приводит первые две строчки известного пиюта (религиозного гимна) неизвестного автора «Слышащий голос плача…», но в первой строчке добавляет частицу «не», изменяя, таким образом, смысл песнопения: «Да будет воля Твоя, слышащий голос плача (аллюзия на Тегилим (Псалмы) 6:9), / Сложишь слезы наши в кожаный мех Твой (аллюзия на Тегилим 56:9) / И спасешь нас от всех жестоких гонений, / Ибо лишь к Тебе обращены глаза наши». В иудаизме существует представление о том, что слезы, пролитые евреями, попадают в «копилку» (мех, суму, кубок или бурдюк) Бога и служат искуплением грехов еврейского народа и приближению Мессии.

29Выделенный курсивом текст написан на иврите.

30Левите переводит глагол «лихйойс» в тексте пиюта идишским глаголом «зайн», то есть быть. Таким образом, в его версии перевода появляется некая «сума бытия» как философский термин.

31В еврейской мистике существует представление об исправлении души тиккуне с целью восстановления первоначальной гармонии мироздания, которое является задачей каждого человека и мира в целом.

Шесть авторов, десять текстов…

О жизни в гетто, о депортациях, о равнодушной луне, о селекциях на рампе и в бараках, о диктате мишпухи, о неудовлетворенной жажде мщения, о высокотехнологичном превращении людей в трупы, а трупов в пепел. Феноменален и жанровый диапазон – от бытового письма с наказами жене и дочери и комментария к чужой рукописи до летописного свидетельства, публицистического памфлета и подражания пророкам.

Но все рукописи – разные и о разном – как бы впадают в огромное кровавое море, именуемое Аушвиц-Биркенау, и уже не покидают его берегов.

И нет в литературе о Катастрофе других текстов, написанных с такой малой – лишь только руку протянуть! – дистанции от газовен и крематориев. Эти живые свидетельства – центральные и важнейшие.

« Пусть будущее вынесет нам приговор на основании моих записок, и пусть мир увидит в них хотя бы каплю того страшного трагического света смерти, в котором мы жили », – так закончил Залман Градовский свое письмо из ада, свою касибу потомкам.

Письмо до нас чудесным образом дошло и вместе с другими касибами легло в основание этой книги. Но вечная память и тем, чьи рукописи были найдены и выброшены или не были найдены и уже никогда не будут найдены, – их унесла река времен.

Вечная память и тем миллионам евреев, что приняли мученическую смерть и не проронили об этом ни словечка. Тем больший вес ложится на уцелевшие и дошедшие до нас свитки.

Аврома Левите в свое время поразили героические полярники, и перед лицом смерти не выпускавшие карандашей из цепенеющих пальцев и продолжавшие – ради вечности и науки – делать заметки в своих полевых дневниках.

«Все мы, кто умирает тут в полярном ледяном равнодушии народов, забытые миром и жизнью, все же имеем потребность оставить что-то для вечности, если не полноценные документы, то, по крайней мере, обломки того, как мы, живые мертвецы, помнили и чувствовали, думали и говорили. На могилах, где мы лежим, засыпанные заживо, мир танцует дьявольский танец, и наши стоны и крики о помощи затаптывают ногами, когда мы уже задохнемся, нас примутся откапывать; тогда нас уже не будет, только наш пепел, развеянный по семи морям…»

Но Левите предупреждает: его бы покоробило, если этот зов дойдет не по адресу! Если грядущие хамы и фарисеи будут считать своим долгом громко « сожалеть о нас » и бросятся произносить свои пустейшие « надгробные слова », а « милосердные дамы будут вытирать глаза надушенными платочками и скорбеть о нас: ах, несчастные ».

И даже Того, кого он обвинил в глухоте и нежелании слышать, он тоже не считает адресатом, хотя и просит Его не дать этим узническим запискам пропасть: « Да будет воля Твоя, не слышащий голос плача, сделай для нас хоть это – сложи слезы наши в кожаный мех Твой. Сохрани эти страницы слез в дорожной суме бытия, и да попадут они в правильные руки и совершат свое исправление ».

Он словно предугадал адорновскую максиму (« Это варварство – после Аушвица писать стихи », 1949) – и заранее дал на нее возражение.

Да, произошла беспримерная планетарная Катастрофа, как если бы в Землю врезалась комета ненависти и выжгла смертным огнем половину одного небольшого народа. От удара образовался глубочайший кратер, Anus Mundi, земная кора растрескалась, но планета не раскололась.

Да, евреев уничтожали, – но евреев не уничтожили. И долг уцелевших – засвидетельствовать и сохранить память об этой Катастрофе, рассказать о ней так, чтобы именно после Аушвица могли бы возникнуть новые стихи – такие, каких еще не знала поэзия. Такие, в которых, – о чем бы они ни были, хоть о пингвинах в Антарктиде, – уже отразился бы подспудно весь опыт аушвицких газовен, бабиярских рвов и развалин восставшего гетто, под которыми прятались последние, как им самим казалось, оставшиеся на Земле евреи.

И в этом, возможно, главное назначение публикуемых здесь свитков и рассказа об их истории.

Отныне прочесть их сможет каждый желающий. Но их истинный адресат – те самые «правильные руки», еврейские и нееврейские, в которых строки из Ада оживут, обретут свои голоса и по-настоящему заговорят.

На первый взгляд этот корпус «свитков из пепла» имеет вид подытоживающей сводки. Но это иллюзия. Максимум того, на что тут можно претендовать, – промежуточная версия. Напротив, издание скорее призвано стимулировать свое продолжение.

У двух текстов из десяти – все еще не установлены местонахождения оригиналов! Их непременно надо искать и найти – в Польше и во Франции.

Но самое, пожалуй, главное: на текстах Градовского, Лангфуса, Левенталя и Наджари просто рано ставить точку. Ведь прочитанность рукописи Градовского, хранящейся в Санкт-Петербурге, – всего 60 %, а прочитанность остальных, хранящихся в Освенциме и Варшаве, гораздо ниже.