Жан-Франсуа Солнон - Венценосные супруги. Между любовью и властью. Тайны великих союзов

Видя воинственный настрой Виктории, Альберт не торопился его поддерживать. Когда он выразил удивление, что Россию не пустили на Черное море, или стоило ему указать, как плохо подготовлена военная экспедиция, Виктория сразу же злилась на него. Скольких жизней стоили сражения — под стенами Севастополя погибли 20 000 англичан — и как страдали британские солдаты, королева знала по сообщениям У.Г. Рассела, первого военного корреспондента в истории. Но когда ей сообщали о славных военных победах лорда Кардигана в Балаклаве или лорда Реглана в Инкермане, она ликовала. Альберт же оставался равнодушен к успехам британского оружия.

Принц взял на себя руководство королевской комиссией Патриотического фонда, помогавшего семьям погибших в бою или раненых солдат. Он составил королевскую грамоту об учреждении Креста Виктории, также назывался и наградной орден, которыми чествовали тех, кто проявил храбрость перед лицом врага. Но Альберт не разделял патриотический порыв своей жены, государственных мужей и всего народа. За три недели до подписания Парижского договора, который ставил точку в войне, Виктория выразила «неприязнь» к заключению мира в надежде, что новые военные операции позволят «нам добиться лучших условий». Палмерстон, занимавший должность премьер-министра, успел помириться с королевой и счел себя обязанным объяснить ей необходимость окончания войны. Но Виктория продолжала находить мир «преждевременным».

Охваченные ксенофобией и патриотической экзальтацией англичане ополчились на принца за то, что у него отсутствовал боевой раж, боялись его влияния на королеву, возмущались ростом его авторитета. Критики приписывали Альберту вульгарное тщеславие, утверждали, что он играл на слабых сторонах соперничающих сторон, вечно стремился внести разлад, плел интриги, вместо того чтобы блюсти верность одной из партий. И на фоне кулуарных махинаций, частых роспусков палаты общин (редко кто дотягивал до конца мандата), монархия казалась столбом, чья устойчивость обеспечивалась за счет превосходства королевы. Надо признать, что Альберт приложил к этому руку. В народе видели это и ставили принцу в вину, не желая видеть, что для самих министров Альберт был бесценным: одни устремлялись к нему в надежде при его посредничестве «достучаться» до королевы, другие — желая воспользоваться его многочисленными талантами и солидным опытом. Неужели он навсегда останется мужем Ее Величества, личным секретарем королевы и королем без короны?

Виктория уже давно хотела предложить Альберту титул, что соответствовал бы его функциям. Она любила его и знала, скольким ему обязана. Королева жаждала официально объявить его своим законным советником и поставить на одну ступень с собой. «Это нетрудно, — как-то сказал ей премьер-министр Абердин, — но еще не пришло время». Наступил ли нужный момент? Парламент всегда отказывался официально признать человека, делившего власть с королевой Англии. Виктория говорила: жена короля обладала самым высоким саном после своего мужа, но о супруге королевы закон молчал. Как все остальные женщины, королева, вступая в брак, дала обет служить мужу и подчиняться ему, а «между тем, юридически, у него нет ни ранга, ни ясного положения. И это, — убежденно сказала Виктория, — создает странную и ненормальную ситуацию». Конечно, самые пожилые из членов королевской семьи отказались, когда Виктория выходила замуж, признать за Альбертом хоть какие-то прерогативы, но большинство из них успели скончаться, а их потомки были пока что молоды. Кроме того, все более частые встречи с европейскими монархами подталкивали к тому, чтобы определить, наконец, ранг Альберта и покончить с унижениями, которыми сопровождался почти каждый заграничный визит. Отныне же все, как тонко заметила Виктория, могли бы истолковать раны, нанесенные самолюбию принца, как оскорбление короне. Как после семнадцати лет брака, рождения наследников, общего правления можно было согласиться на то, чтобы видеть на троне Англии «королеву и ее иностранного супруга, принца Саксен-Кобург-Готского»?!

Виктория чувствовала, что может потребовать, чтобы ее муж считался англичанином, носил английский титул и имел узаконенное подобающее положение. Она уже отказывала в том, чтобы пожаловать Альберту те же звание и ранг, что у нее: он не станет королем наравне с королевой! Но, как казалось Виктории, было бы вполне законной просьбой дать ему титул «принца-консорта», который обеспечивал самое высокое положение в парламенте и второе место после Ее Величества. Тем временем кабинет убрал препятствия на пути к этому и внимательно следил, чтобы не допустить в парламенте дебатов, которые стали бы зеркалом общественного мнения, не всегда принимавшего мужа королевы. Кроме того, Виктория решила написать несколько королевских грамот. 25 июня 1857 г. Альберт наконец-то получил титул принца-консорта.

В июле в Брюсселе на свадьбе Шарлотты Бельгийской с эрцгерцогом Максимилианом Габсбургским Альберт имел титул выше, чем австрийские эрцгерцоги, и с гордостью объявил о своем новом положении в Лондоне 25 января 1858 г., когда его старшая дочь сочеталась браком с наследником Пруссии. Немецкой родне о своем протокольном назначении принц сообщил с юмором: «Представляю вам себя с совершенно неизвестной стороны: принц-консорт». Впрочем, другим он признавался, насколько это признание запоздало: «Это надо было сделать, когда мы поженились, но вы и сами знаете, что тогда происходило. Консерваторы урезали мой цивильный лист в палате общин и понизили мой статус в палате лордов; королевская семья считала меня чужаком». Этим ранам не зажить никогда.

Горечь Альберта подпитывалась чувством, что он так много трудился на благо новой родины, но мало кто это признавал. Впрочем, еще одной причиной его грусти было собственное слабое здоровье. Он продолжал изо всех сил работать, при том что его дела слишком часто удаляли его от королевы. Виктория всегда ценила общество мужа, а тот не понимал чувства одиночества, которое охватывало ее, когда его не было рядом. День ото дня любовь Виктории к Альберту становилась все более поглощающей. Супругов связывало глубокое единение, что, правда, не отменяло семейные сцены. Королева нуждалась в том, чтобы ее поддерживали, Альберту же недоставало терпения. С течением времени его влияние на жену все возрастало. То он обращался с ней как с ребенком так, что Виктория раздражалась, то ругал ее на глазах сыновей и дочерей, и королева злилась. Конечно, Альберт старался умерить чувствительность жены, но он делал это без излияний, педантично и в длинных меморандумах резюмировал свои претензии, организуя их в тщательно пронумерованные абзацы!