Найджел Клифф - В поисках христиан и пряностей

Но короля ничто не могло остановить. Он считал, что вера и пушки покорят все. Однако Индия находилась в другой части света, и без нужного человека на командном посту корона была бессильна контролировать шаги, предпринимаемые от ее имени.

Гниль же завелась уже среди родственников самого да Гамы.

Висенте Сорде и его брат Браш остались в Индии с широкими полномочиями защищать португальские фактории и грабить мусульманские корабли. Едва их строгий племянник отбыл, они решили, что вторая из этих задач гораздо прибыльнее первой, и уплыли грабить корабли, которые везли пряности и шелка к Красному морю. Их команды негодовали, впрочем, причиной тому был не праведный гнев, а нежелание братьев делиться добычей. Один разозленный капитан пожаловался на них самому королю Мануэлу: Браш, писал он, присвоил себе всевозможные товары, «не внеся их в книги вашего величества, помимо много того, из чего он брал что хотел, ибо никто не смел ему перечить, поскольку его брат позволял ему делать что пожелает» [510]. Нахальные братья получили по заслугам, когда со смехом отмахнулись от советов бедуинских пастухов отвести корабли с пути надвигающегося шторма, и все тот же капитан с праведным возмущением докладывал о последствиях королю: «А потому, мой господин, на следующий день ветер поднялся такой силы и море стало таким бурным, что корабль Висенте ударило о берег, а за ним и корабль Браша Сорде со сломанной мачтой, и у каждого корабля было по шесть канатов на носу». Висенте погиб тотчас же (в результате кораблекрушения); его брат убил штурманов из мести за гибель Висенте за то, что они не смогли предотвратить кораблекрушения. Сам адмирал наказывал не пренебрегать познаниями штурмана-горбуна; осведомитель Мануэла добавлял, что это был лучший штурман во всей Индии и «крайне необходимый для вашего величества».

Заморин не замедлил воспользоваться шансом, который представился в отсутствие флота. Свой гнев он обратил на мятежного раджу Кочина, который все еще упрямо отказывался нарушать свой договор с христианами, и во главе крупой армии пересек границу. Радже, португальским факторам, клеркам и страже пришлось бежать из разоренного города и прятаться на ближайшем острове. Они все еще сидели там, когда прибыл следующий португальский флот, и когда португальцы вернули радже трон, в Кочине начали спешно возводить деревянное сооружение, названное форт Мануэл, – первую европейскую крепость в Индии.

Быстро становилось ясно, что поставленную Мануэлем задачу – раз и навсегда пресечь торговлю мусульман в Индийском океане – способна выполнить только постоянная вооруженная оккупация. А это требовало командующего, который мог бы принимать решения на месте, и в 1505 году Мануэл назначил первого вице-короля Индии. Подобно титулам, которые Мануэл изобрел для себя и своего адмирала, этот скорее свидетельствовал о намерениях, чем отражал реальное положение вещей, но подразумевал, что приоритеты Португалии сместились: теперь они намерены перенести военные действия с моря на сушу. Мануэл выбрал дома Франсишку ди Алмейда, испытанного и верного старого солдата, сражавшегося при осаде Гранады в 1492 году, и не только наделил его властью заключать договора, объявлять войну и творить суд, но и приказал создать цепь укреплений по берегам всего Индийского океана.

Начал ди Алмейда с Килвы. Высадившись, его солдаты направились прямиком ко дворцу эмира-узурпатора, «милостиво пощадив жизни тех мавров, кто не оказывал сопротивления» [511]. Один придворный яростно размахивал из окна оставленным да Гамой флагом и кричал: «Португалия! Португалия!» Проигнорировав его, португальцы взломали двери дворца и начали убивать и грабить, а священник и группа францисканских монахов размахивали крестами и распевали «Тебя, Бога славим». Эмир бежал, и ди Алмейда назначил на его место марионетку. Конфисковав самый укрепленный дом на побережье, он до основания снес окрестные постройки и превратил его в тяжело вооруженный форт, в котором разместил гарнизон, состоявший из капитана и восьмидесяти солдат.

Затем европейцы перешли к Момбасе. Султан их ждал, и с бастиона у входа в гавань в корабли полетели ядра. Защитники бастиона стреляли, пока не взорвался запас пороха и сам бастион не загорелся, потом, не переставая отстреливаться, ушли на лодках в гавань. Высадившись большим отрядом, португальские солдаты под градом камней и стрел защитников подожгли деревянные строения города. Огонь с деревянных построек с соломенными крышами перекинулся на соседние дома: Момбаса, докладывал немецкий матрос Ханс Мейр, бывший в составе экспедиции, «пылала, как один большой костер, затянувшийся почти на всю ночь» [512]. Уцелевшие жители бежали в пальмовые рощи за пределами города, и на следующий день победители разграбили дымящиеся руины, топорами и таранами ломая двери домов и из арбалетов сбивая с крыш последних защитников. Достигнув дворца, они разгромили пышные покои, а капитан тем временем вскарабкался на крышу и поднял королевский штандарт. На телегах были вывезены горы ценностей, включая роскошный ковер, который послали королю Мануэлу. Согласно все тому же Мейру, более пятнадцати тысяч мусульман – мужчин, женщин и детей – лежали убитыми, хотя погибло только пятеро христиан, – диспропорцию он отнес за счет Божьей милости, а не человеческого умения.

Флот направился в Индию, и, построив форт в Каннануре, португальцы поплыли в Каликут, готовясь к ежегодной схватке с заморином.

В марте 1506 года 209 судов из Каликута – из них 84 крупных – атаковали 11 португальских кораблей. Искатель приключений из Болоньи Лодовико де Вартема, случайно оказавшийся в тех краях, не преминул принять участие в битве.

Заморину удалось наконец обзавестись эффективной артиллерией – по иронии судьбы для де Вартема пушки были итальянского производства, – и расстановка сил складывалась не в пользу европейцев. Командовавший португальской эскадрой Лоуренсу ди Алмейда, сын вице-короля, собрав своих людей, призвал их пожертвовать собой словами истинного крестоносца:

«О господа, о братья, настал день, когда должно вспомнить о страстях Христовых и сколько мук Он претерпел во искупление грешников. Сегодня тот день, когда спишутся все наши грехи. Ради этого заклинаю вас исполниться решимости и доблестно выступить против этих псов, ибо я надеюсь, что Господь подарит нам победу и не допустит, чтобы Его вера была посрамлена» [513]. Потом священник с крестом в руках произнес зажигательную проповедь и даровал отпущение всех сущих грехов. «И так хорошо он умел говорить, – вспоминал позднее де Вартема, – что большая часть нас плакала и молилась Господу, чтобы допустил нам погибнуть в той битве».