Владимир Филиппов - 10 мифов Древней Руси. Анти-Бушков, анти-Задорнов, анти-Прозоров

Оказывается, Алтынбек сразу после разгрома Бату не стал ждать и двинул свое войско прямиком на армию Гази. Барадж всегда быстро принимал решения, особливо когда нужно было спасать собственную шкуру, и тут он себе не изменил. «Быстро сообразив, что мое войско ждет печальная участь и что Джурги не простит мне этого, я решил бежать. Бежать же мне можно было только в одну сторону – в Мэнхол» (Гази Барадж). Взяв с собой отборную сотню воинов, он бросил войско на произвол судьбы и бежал. «Судьба моего воинства, как я потом узнал, была более чем печальна» (Гази Барадж). «Произошло жуткое побоище, ибо неуязвимые для большинства урусов курсыбаевцы и арбугинцы были опьянены недавней победой и сражались с удвоенной силой, не беря пленных. На этот раз кисанская и канская конница не смогла уйти из-за глубоких снегов и, завязнув в них во время панического бегства, была расстреляна охваченными охотничьим азартом курсыбаевцами и марданцами. О балынской пехоте и говорить нечего – она быстро выложила дорогу булгарской коннице. Боян потом рассказывал мне, что было убито 15 кисанских и канских беков и с 2 тысячи бояров, не считая остальных. Из всего моего войска живыми ушли с две сотни человек с Ар-Аслапом, а оставшихся в Саране балынцев (владимирцев) пленил Хисам» (Гази Барадж).

Мы даже не знаем, у кого смешнее? Опять потери огромные у русских. Опять бояр побито немеряно. Хорошо хоть Всеволоду удалось уйти живым, не завязнув в высоких снегах.

«Ну не будем размазывать манную кашу по чистому столу» ( А.Б. ).

Что было дальше, даже гадать не надо. Всё идёт по накатанной.

В очередной раз Гази сделал для себя необходимые оргвыводы. «Участвовавший в походе (против своих же булгар в составе русского войска) Гази Барадж понял, что с русскими каши не сваришь, и отправился в ставку Батыя. Батый представил его великому хану Угедею, а тот назначил Гази «эмиром» Булгарии и пообещал вернуть ему царский трон» ( А. Бушков ).

Какая уж тут каша, чего тут можно варить? Войско бросил, сам бежал. Но Бушкову всё понятно. Разве Гази виноват, когда Всеволоду пограбить хочется, войско – необученный сброд, бунтующий против своего командира. Тут любой полководец как собака взвоет. Поэтому действия Гази у Бушкова вопросов не вызывают, ни как у историка, ни как у детектива.

А дальше так вообще и пояснения не требуются. После недолгих раздумий соблазн вернуть Булгарский трон берёт верх. Как тут устоишь, особенно когда назад дороги нет.

Да и что хорошего можно придумать на бегу?

И как же Гази стал претворять своё решение в жизнь?

А просто. Бежать больше было некуда, и сиятельный Гази направился прямиком к страдающему Батыю. А у хана депрессняк жуткий, аж жить не хочется. А всё она, поясница проклятая…

«Бату было не лучше, чем Ар-Аслапу, и он подумывал о самоубийстве, с радостью ожидаемому в ставке великого хана». (Гази Барадж). Но как только появился Гази, понятно, что Батый сразу повеселел. А Барадж, сразу с порога, как давай шутки шутить, да так, что у Батыя все мысли о самоубийстве сразу из головы да повылетали. И задумался хан, как бы ему спасителя вознаградить? А как? Поехали они вместе к Угедею. А что, такие байки каждому охота послушать. Слава о них уже не только в Булгарии, по всему Востоку идёт. Народ продолжения ждёт, развития. И Угедей небось в нетерпении, извёлся весь, а заменить Гази некем. Сан Саныч ещё перо в руки не брал, да и народиться не успел.

Кстати, Батый хоть и обрадовался, но оказался более недоверчив, чем господин Бушков. Он не сразу поверил Гази, а «обезумел от радости» только потом, надо понимать, когда признал его, убедившись лично, что не самозванец какой к нему наведался.

В его оправдание можно заметить, что «обезумел от такого счастья» не он последний.

«Бату обезумел от радости и велел освободить моих джур, которых пытали, стараясь уличить меня во лжи. Несколько джур при этом умерли от невыносимых мучений. Бату, пытаясь добиться моего прощения, предложил мне за это деньги, но я ответил: «Деньги джур не заменят». Бату тогда спросил: «Что ты хочешь от меня?» Я же сказал: «Разве ты повелитель всех татар?» Хан смутился и, оглянувшись, сказал: «Нет, я всего лишь наместник великого хана Угятая в Кыпчаке». На это я заметил: «Тогда я отвечу на твой вопрос Угятаю». Мы вместе отправились к великому хану, который уже знал обо мне и о моих ответах Бату…» (Гази Барадж).

А диалог какой! Не диалог, а песня. Любой из сценаристов, работающих для модных и популярных сериалов, просто обзавидуется. Красиво, гордо, сочно и в то же время немного сентиментально. А образы! Батый прямо красна девица – смутился, оглянувшись.

Потрясающе. Аж на слезу прошибает.

Ну а дальше, понятно, поехали к Угедею, булгарский трон просить.

«Угятай встретил нас у ставки на лошади. Бату поспешил спешиться и подошел к великому хану, как провинившийся мальчишка. Тот что-то резко сказал ему, и Бату упал ниц к ногам его лошади. Я тоже спешился и приветственно поклонился…»

Браво! Снова браво!

Скромен, горд, в меру строг. Пускай батыи в грязи валяются. Мы себе цену знаем! Солидно спешился, солидно поклонился. Да и кто такой, этот Угедей, это он перед Юрием колени протирал, а здесь, какой-то кочевник немытый. Ему Гази не согнуть, чай не мальчишка. А вот у Батыя Бугульма не Бугульма, а согнулся быстро, и тут же головой в грязь – от греха подальше.

Вас наверняка интересует, что же было дальше? Мы думаем, вас не удивит, что дальше был триумф. Аудитория рукоплещет! А чему, собственно, удивляться. Репертуар отработан, от зубов отскакивает. Не смог и Угедей устоять перед талантом. Сразу полюбился озорной сатирик и юморист Гази всемогущему монгольскому кану. Да так, что тот в момент собрал войско и послал его с Гази. Никому не позволено талант безнаказанно оскорблять.

«– «Ты хочешь сесть на трон своего отца?» – спросил Угятай, которому мой ответ (очередной) опять понравился и окончательно расположил ко мне.

– Да, но только тогда, когда тебе будет угодно заключить союз со мной», – ответил я» (Гази Барадж).

Вот так просто нанимаются в цари. Странно, что Батый там же не сдох от зависти.

Но наверняка учился, на ус наматывал, перенимал опыт старшего товарища, неглупого и чуткого.

«Прибыв в ставку Мергена, который затрясся при встрече со мной, как перед великим ханом, я тут же разослал грамоты во все концы Державы. Мой дядя Иштяк, после некоторого колебания, признал меня эмиром Державы, и я перебрался из Кызыл Яра к нему в Уфу. Хисам и Ялдау также признали меня и обещали не помогать Алтынбеку. Кан же прислал ко мне дочь – Алтынчач, которая в ответ на мой вопрос о причине этого, насмешливо заявила: «Отец сказал, что ты – баба, ибо изменил Державе, и поэтому свой указ об объявлении тебя мятежником поручил передать тебе мне». Иштяк усмехнулся, я же сдержался и сказал: «Передай отцу, что спасутся только те области, которые подчинятся мне, признанному татарами. Остальные же подвергнутся нашествию татар, и ничем помочь им я уже не смогу»…» (Гази Барадж).