Даниил Коцюбинский - Распутин. Жизнь. Смерть. Тайна

«Теперь поздно, без скандала не обойтись, – решительно заявляла Зинаида Юсупова в письме к сыну от 25 ноября 1916 года, то есть в самый разгар подготовки покушения на Распутина, – а тогда можно было все спасти, требуя удаления управляющего (то есть государя. – А. К., Д. К. ) на все время войны и невмешательства ее (то есть государыни. – А. К., Д. К. ) в государственные вопросы. И теперь я повторяю, что, пока эти два вопроса не будут ликвидированы, ничего не выйдет мирным путем, скажи это дяде Мише (М. В. Родзянко. – А. К., Д. К. ) от меня» 271.

«…Надо обязательно покончить и с Александрой Федоровной, и с Протопоповым», – записал Николай Михайлович в своем дневнике 23 декабря, то есть на шестой день после убийства Распутина. А прибыв в свое имение Грушевку, куда он был вскоре выслан по высочайшему указу, Николай Михайлович поспешил выразить «сожаление, что они (убийцы Распутина. – А. К., Д. К. ) не докончили начатого истребления, и результаты – только отрицательные – уже налицо. Подождем».

«Несмотря на весь окружающий нас мрак, – заклинала день спустя, 24 декабря 1916 года, супруга М. В. Родзянко в письме к своей сестре З. Н. Юсуповой, – я твердо верю, что мы выйдем победителями как в борьбе с внешним врагом, так и с внутренним. Не может святая Русь погибнуть от шайки сумасшедших и низких людей – слишком пролито благородной крови за славу и честь России, чтобы дьявольская сила взяла верх» 272.

Как можно предположить, главной целью Николая Михайловича и его друзей-исполнителей являлось насильственное избавление Николая II от поработивших его волю «темных сил». То есть в первую очередь от Распутина и Александры Федоровны, которые, по единодушному убеждению заговорщиков, не позволяли ему «прозреть» и вступить в конструктивный диалог с общественностью на базе общей цели – победоносного завершения войны.

«Александра Федоровна торжествует, но надолго ли стерва удержит власть? – воскликнул Николай Михайлович на страницах дневника спустя несколько дней после покушения, получив от царя предписание удалиться в свое имение Грушевку. – А он (то есть Николай II. – А. К., Д. К. ), что это за человек, он мне противен, а я его все-таки люблю». В письме к отцу от 23 апреля 1917 года Дмитрий Павлович назвал убийство Распутина последней попыткой «дать возможность государю открыто переменить курс, не беря на себя ответственности за удаление этого человека (Аликс ему это бы не дала сделать)» 273.

Не исключался, впрочем, и вариант свержения Николая II с престола с последующей заменой его кем-то из ближайших родственников 274, что косвенным образом следует из цитированного выше письма Зинаиды Юсуповой к сыну.

Сам Феликс Юсупов говорит об этом в своих мемуарах довольно прозрачно: «Участию великого князя Дмитрия Павловича (как представителя царствующего дома. – А. К., Д. К. ) в заговоре против Распутина в силу целого ряда причин я придавал большое значение. Я считал, что нужно быть готовым к самым печальным возможностям, к самым роковым событиям (курсив наш. – А. К., Д. К. ), но я не терял надежды и на то, что уничтожение Распутина спасет царскую семью, откроет глаза государю и он, пробудившись от страшного распутинского гипноза, поведет Россию к победе» 275.

Впрочем, единственное, на что в реальности оказались способны породистые «спасители династии и России», – это то, чтобы обманом затащить в подвал и зверски умертвить безоружного простолюдина…

Почему главная роль в этом кровавом спектакле досталась Юсупову-младшему, ясно: на его персоне магическим образом сошлись сиятельная, светлейшая и высочайшая линии, каждой из которых Григорий Распутин вольно или невольно стал поперек.

Но вот почему Григорий – человек, обладавший идеальной интуицией, – с такой легкостью согласился протанцевать с Феликсом «смертельное танго»?

По мнению великого князя Николая Михайловича, в убойную западню «старца» затянула его слепая влюбленность в молодого князя: «Чем… объяснить неограниченное доверие, которое оказывал Распутин молодому Юсупову, никому вообще не доверяя, всегда опасаясь быть отравленным или убитым? Остается предположить… что-то совсем невероятное, а именно – влюбленность, плотскую страсть к Феликсу, которая омрачила этого здоровенного мужчинку-развратника и довела его до могилы»; «Гришка сразу полюбил его, много толковали о том и о сем и вскоре совсем доверился ему» 276.

Матрена Распутина прямо уличает Феликса Юсупова в стремлении – правда, по ее словам, безуспешном – «вовлечь отца в игру на роль любовника». «Однажды Феликс пришел пьяным, – рассказывает она со слов Авдотьи Бекешовой. – Не стал дожидаться отца в столовой, сразу проследовал в кабинет. Когда отец через несколько минут вошел туда, он увидел на кушетке голого Феликса. Не оставалось сомнений в том, что у Юсупова на уме. Отец ударил Феликса и приказал убираться. Мгновенно протрезвевший Юсупов кое-как оделся и выбежал прочь» 277.

В действительности, вероятно, реакция «старца» на соблазнительные инициативы молодого красавца-князя была иной. Свидетельство Матрены—Дуняши в данном случае носит эмоционально ангажированный характер и по этой причине не должно ставить под сомнение вышеупомянутую оценку Николая Михайловича.

Сам Феликс c явным самодовольством шаг за шагом фиксирует в мемуарах этапы осуществления своей сердечной диверсии: «…он заинтересовался мною и хочет ближе со мной познакомиться»; «Славно поёшь, – одобрил он, – душа у тебя есть… Много души… А ну-ка еще!»; «Распутин, видимо, почувствовал ко мне некоторую симпатию; на прощание он мне сказал: – Хочу тебя почаще видеть, почаще…»; «Наконец-то пришел. А я ведь собирался было на тебя рассердиться: уж сколько дней все жду да жду, а тебя все нет!»; «Ну вот, теперь и приезжай почаще, хорошо тебе будет… Он гладил мою руку и пристально смотрел мне в глаза»; «…Распутин погладил меня по спине, хитро улыбнулся и вкрадчивым, слащавым голосом спросил, не хочу ли я вина. <���…> И он меня обнял и поцеловал»; «Мы почти все время были с ним вдвоем. <���…> Прощаясь, он взял с меня обещание опять приехать к нему в один из ближайших дней» 278.

«„Я ему очень нравлюсь, – явно любуясь собой, рассказывал Юсупов приятелям-заговорщикам в ночь с 1 на 2 декабря 1916 г. – Он сетует, что я не занимаю административного поста, и обещает сделать из меня большого государственного человека“. – „Ну и вы?..“ – многозначительно взглянув на Юсупова и затягиваясь папиросой, кинул ему великий князь (Дмитрий Павлович. – А. К., Д. К. ). „Я? – потупившись, опустив ресницы и приняв иронически-томный вид, ответил Ф. Юсупов, – я скромно заявил ему, что чувствую себя слишком малым, неопытным и неподготовленным для службы на административном поприще, но что я донельзя польщен столь лестным обо мне мнением известного своей проницательностью Григория Ефимовича“» 279.