Натан Рыбак - Переяславская рада

Мягко стлалась под майским ветром трава. Высоко плыла над конниками небесная лазурь. Снова шумел степной шлях. В придорожных селах били в набат.

...Хмельницкий едва сдерживал своего аргамака. Конь ржал и, мелко перебирая ногами, взбивал на шляху легкое облачко пыли. Рядом с гетманом Носач, Богун, Тетеря и Пархоменко. В такой погожий день грех забираться в закрытую карету.

Весна раскинула вокруг свой светлый шатер. Ветер высушил степные шляхи. Гетман впивался взглядом в синюю даль. Он снова ощущал в сердце необычайную легкость, то чувство, какого не знал уже много месяцев.

В тягостных заботах прошла трудная зима. Позади остались бесконечные хлопоты об оружии, ядрах, порохе, переговоры с ханом, непокорство посполитых, жалобы Адама Киселя. У края неба обманчивым маревом поднимался день грядущей битвы. Гетман понимал: не в молдавском господаре дело. Паны сенаторы и король поручили Мартину Калиновскому потрепать казацкое войско. Калиновский ждет гетманского сына, - что ж, он будет иметь удовольствие встретиться с самим гетманом. Выиграть предстоящую битву, разгромить Калиновского, это означало - сорвать панам посполитое рушение на нынешний год.

Знал доподлинно: пусть только судьба порадует победой, - и тотчас подымется весь народ. О каких реестрах тогда говорить?.. Подавшись всем телом вперед, зорко вглядываясь вдаль, Хмельницкий скакал, обгоняя полки и обозы, и конь послушно подчинялся его твердой руке.

Полковники молча ехали рядом. Войско быстро шло на юго-запад.

Остановившись на привал в селе Тарасовка, Хмельницкий вечером писал грамоту путивльскому воеводе Хилкову. Воевода должен знать: поход сей замышлен как новое начало борьбы с королем и шляхтою. Жить с ними в мире и согласии - дело немыслимое. Никаким их клятвам верить нельзя. Уния стремится к одному - заполонить иезуитами все земли украинские, окатоличить край, свести на нет добытые казаками вольности. Бог видит, он хотел верить королю. Бог свидетель - не он первый нарушил свои обещания.

Хмельницкий просил воеводу при случае отписать в Москву, что он с войском и всем народом бьет челом царю за великую помощь и уповает на те времена, когда царь примет Украину под свою высокую руку, когда станет войско казацкое плечом к плечу со стрельцами царства Московского...

Позже, низко наклонясь над столом, он писал Ганне в Субботов:

<����Близка уже цель нашего похода. Все хорошо тут, всем весьма доволен. Но сердце к тебе рвется. Сам этим чудом удивлен. Мысли мои с тобою вседневно, голубка моя. Разведка известила, что Мартин Калиновский стоит уже под Батогом с превеликим войском, а с ним вместе прославленный мастер пушечных дел Пшиемский, староста красноставский Марк Собесский, какие-то иноземные генералы, чьих имен еще не знаем, но, мыслю, вскоре доведаемся, взяв их в полон. Сила там стоит большая, и тем больше мое желание обезвредить ее и разгромить. Если фортуна нам улыбнется, то вскоре будем гулять на свадьбе Тимофея с Лупуловой дочкой в Яссах. Капусте скажи, чтобы живописца, который прибыл в Чигирин из Киева, доставил сюда в лагерь с надежною охраной. Кланяюсь тебе в ноги и целую. Твой Богдан>.

Перечитал написанное. Письмо не очень понравилось. Получилось как-то хвастливо и легковесно. В темном углу селянской хаты увидел перед собою строгое лицо Ганны. Смотрела на него с укоризной. Он нерешительно повертел письмо в руках, но все же решил отослать его.

Крикнул писца, велел отправить с рассветом и грамоту, и письмо. Улегся в постель. Писец погасил свечи, вышел. Хмельницкому не спалось. За стеной заплакал ребенок. Сонный женский голос прозвучал совсем рядом:

- Молчи, молчи, а то отдам гетману Хмелю, а Хмель сердитый...

Ребенок затих. Гетман горько улыбнулся. Будет о чем рассказать Ганне. Снова ее лицо возникло в полутьме. Глаза ее были суровы и вопрошающи.

Через минуту мысли уже были под Батогом. Он понимал, как много будет значить победа над польным гетманом. Случись это - посполитое рушение оттянется еще на год, и он принудит шляхту оставить Киев, Брацлав, Винницу... Ясное дело, выступление Калиновского - пробный камень. Если Калиновскому посчастливится под Батогом, шляхта двинется дальше. О каких договорах может тогда итти речь?

Ему не спалось. Ночной сумрак в хате был для него полон видений. Снова за стеной заплакал ребенок, и снова сонный и печальный голос стращал:

- Плачь, плачь, придет Хмель, съест...

- Брешешь, - злобно сказал Хмельницкий вслух, - брешешь...

...На дворе заржала лошадь, перекликались часовые. Гетман не мог заснуть. Заботы обступали, не было покоя сердцу. А что, если Калиновский нанесет ему поражение? Что тогда? Но он знал, что тогда делать. Конечно, вести мирные переговоры будет невозможно. И останется единственный путь. Ответ, который привез из Москвы Искра, указывал выход. Ни на минуту не колеблясь, он решил, как поступит. Полки будут отведены в пределы Московского царства - все его войско. На худший случай он уже оставил в Чигирине такой приказ Капусте. Даже Ганне сказал: <����Будет поражение собирайся в дорогу>. И то, что думал об этом спокойно, ободрило его теперь. Он почувствовал в этом свою силу и решимость.

Не спеша перебирал мысленно каждый шаг свой, оглядывался в прошлое, а больше заглядывал в завтрашний день. И казалось - видел этот день отчетливо. Был он весь в блеске солнца, наполненный победным голосом труб, ударами тулумбасов, праздничным звоном на софийских колокольнях в Киеве. Там, в Киеве, пока сидел еще воеводой сенатор Адам Кисель, но уже стоял наготове в Борщаговке полк Антона Ждановича, ожидая результатов битвы под Батогом. По первому приказу Жданович войдет в город и вышвырнет оттуда кварцяное войско.

Вспомнил Федора Свечку: теперь бы ему жить да писать... А Морозенко, а Кривонос, а Небаба... И снова подумал про тот будущий день. Про победу. На чем остановился? Ага! Киев. Что ж, если под Батогом он добудет победу, Киев станет свободен. И не Киев только, а все Надднепровье. Пускай тогда кто-нибудь осмелится укорять его, что он не сдержал слов своих, произнесенных перед казаками на площади у белоцерковского замка?

Путь в Московскую державу будет ему открыт. Разве сможет Речь Посполитая тотчас поднять новое войско? А что, если... Нет! Ничего худого не могло произойти. Он должен победить Калиновского. Пускай Калиновский идет на него с пушками, со шведами и немцами, хотя бы в союзе с самим сатаной! Берестечский позор не повторится.

Много позднее, уже после битвы под Батогом, Хмельницкий вспоминал эту ночь в селе Тарасовка как благословенный берег, оттолкнувшись от которого он смело мог плыть вперед, зная, что за спиною - родная земля.

11

<����Коронному канцлеру, ясновельможному пану князю Лещинскому.