Вивиан Грин - Безумные короли. Личная травма и судьба народов

Но переговоры зависли. Когда отец Анны, Максимилиан, сам стал императором в 1564 г., он снова начал убеждать своего кузена согласиться на женитьбу. Король Филипп послал своему послу в Вене тайные указания, ещё раз заявляя: «Мой сын физически не готов к женитьбе и… я всё же вынужден в глубоком горе повторить это снова, хотя моему сыну 19 лет и он не единственный молодой человек с замедленным развитием. Но Богу было угодно, чтобы он превосходил большинство из них… С чрезвычайным терпением мы откладываем это дело до того момента, пока брак не станет возможным».

Не совсем ясно, почему Филипп колебался, но весьма вероятно, что он был встревожен слухами об импотенции своего сына. Дон Карлос не был безразличен к вопросам пола, как показывали его прогулки по улицам в поисках девушек. Он проявил явный интерес к планам относительно своей женитьбы. Но если брак должен был служить цели продолжения рода, то импотенция Карлоса могла быть настоящим препятствием к его осуществлению. Императорский посол Дитрихштейн замечал, что у Дона Карлоса не было «склонности к женщинам, из чего можно сделать вывод, что он, похоже, импотент». «Одни говорят, — продолжает Дитрихштейн, — что он заявил, что желает, чтобы его будущая жена нашла его девственником. Другие говорят, что он сказал, будто стал таким целомудренным, потому что отец не даёт ему разрешения, и это его огорчает». «По общему мнению, — пишет он дальше, — до сих пор у него ещё не было женщины. Ходят слухи, что его отцу посоветовали сделать проверку. Когда с ним разговаривают об „отношениях с женщинами“, он отвечает, что не хочет знать никакую другую, кроме той, которая станет его женой, так неужели они должны считать его евнухом и отпускать шуточки на его счёт?» Французский посол де Фуркево подытожил ситуацию, отозвавшись о Дон Карлосе как о «натуральном получеловеке».

В свете всех этих рассуждений несомненно, что была устроена проверка мужских качеств Дона Карлоса, проведённая тремя врачами, его цирюльником Руй Диасом де Кинтанилья и его аптекарем. Они заручились услугами молодой девушки, которой за это подарили дом для неё и для матери и 1200 дукатов. Её ввели в спальню принца, но похоже, что убедительных результатов не последовало. Французский посол уведомлял своего государя, Карла IX, что похоже, если бы принц и женился, детей у него не было бы. «Каждую ночь занимается любовью с небольшими успехами, но с большим высокомерием», — заметил венецианский посол. Так в тот момент стоял вопрос о будущей женитьбе Карлоса.

На уме у Филиппа были и более неотложные дела, ибо сын его всё ещё требовал поездки в Нидерланды, и эта перспектива очень тревожила Филиппа. Карлос всё больше и больше критиковал отца за то, что он откладывал предполагаемое путешествие, и со злостью писал, что Филипп, по-видимому, не хочет уезжать из Испании. Брантом сообщает, что он написал заголовок на листе бумаги «Los grandes viajos del rey don Felipe» («Великие путешествия короля Филиппа»), а ниже — «El viaje de Madrid al Prado, del Prado al Escorial, del Escorial al Aranjuez» («Путешествие из Мадрида в Прадо, из Прадо в Эскориал, из Эскориала в Аранхуэс») — все королевские дворцы совсем недалеко от Мадрида.

Дон Карлос еле сдерживал неудовольствие. Он был впечатлителен и ненадёжен, что отец хорошо знал. Хотя принц был неопытен и наивен, нельзя было исключать, что его захватили гораздо более опасные течения, когда он вступил в личные контакты с некоторыми мятежными голландскими аристократами, руководимыми Бергесом и Монтиньи — они приезжали в Испанию в 1565 г., как предполагалось, с миссией примирения. Позже утверждалось, но без достаточных доказательств, что они обещали принцу помощь в поездке в Нидерланды, где они будут повиноваться и служить ему. Невозможно узнать, была ли в этих слухах хотя бы доля правды, но то, что они вообще появились, привело короля в ужас и сделало его ещё более подозрительным относительно сына.

И всё же в своём положении он не мог отречься от него. Дон Карлос был членом Государственного совета и наследником престола. Филипп дал понять, что он намерен поехать в Нидерланды в сопровождении своего сына. По крайней мере это могло бы подбодрить тех, кто отстаивал там испанские интересы; но кастильские кортесы ответили заявлением, что если король поедет во Фландрию, тогда в интересах Испании будет, чтобы его наследник остался в Испании. Дон Карлос наотрез отверг это предложение. «Вам следует знать, — заявил он делегатам, — что мой отец планирует поехать во Фландрию, и я сам имею всяческое намерение поехать туда. На одном из прежних заседаний вы не постеснялись умолять моего отца, чтобы он женил меня на принцессе, моей тёте. Я в самом деле нахожу очень странным то, что вы вмешиваетесь в мою женитьбу, которая вас не касается. Я не хотел бы, чтобы сейчас вам в голову пришла новая фантазия, и вы совершили ещё одну неосмотрительность, призывая моего отца оставить меня в Испании».

В каком-то смысле всё это теперь была чистая видимость, ибо события в Нидерландах приняли такой оборот, что едва ли возможно было утихомирить мятежников без жестоких репрессий. Для выполнения этого король назначил герцога Альбу. Дон Карлос был в ярости от явного провала его планов, в какой-то момент он даже пригрозил убить Альбу, когда он пришёл попрощаться. Альба пытался утихомирить его, напомнив, что жизнь наследника испанского престола слишком дорога, чтобы подвергать её такой опасности. Как только Нидерланды будут усмирены, тогда, конечно, принц сможет поехать туда со своим отцом. Но в ответ принц просто вытащил шпагу с криком: «Вы не поедете во Фландрию, или я вас убью!» Альба резко схватил его за руку и отнял шпагу.

Новость об этом случае, должно быть, подкрепила растущее убеждение Филиппа, что сын его не подходил для ответственного поста, не говоря уже о престолонаследии. Положение короля вызывало сочувствие. Несмотря на его позднейшую репутацию, во многом созданную пропагандой, особенно в большой степени благодаря резким обличительным речам его врагов Вильгельма Молчаливого и Антонио Переса, Филипп не был чудовищем, даже если интересы государства заставляли его время от времени совершать акты расчётливого обмана или даже жестокости. В личной жизни он был любящий родственник, как показывает его переписка с дочерьми, но он подчинял личные привязанности интересам веры и государства и действительно отождествлял одно с другим.

Он приходил к решению, что Карлос не должен наследовать испанский престол. Как всегда, Филипп действовал без спешки и целеустремлённо. Возможно, его решение подтолкнул тот факт, что Карлос, как и его сумасшедшая прабабка, стал проявлять признаки неверия и неохотно ходил к исповеди. «Что, — писал принцу Суарес, — подумает народ, когда узнает, что он (принц) не ходит к исповеди, и когда народ, более того, обнаружит вещи такие ужасные, что, возможно, потребуется вмешательство Святой палаты?» (инквизиции. — Ред. ).