Вивиан Грин - Безумные короли. Личная травма и судьба народов

«король занят придумыванием декораций к опере „Вильгельм Телль“ и шьёт для себя костюмы, надев которые, ходит по комнатам. Между тем решается вопрос, потеряет ли королевство (в результате поражения от Пруссии в Семинедельной войне) тридцать тысяч жителей во Франконии и семьсот тысяч в Пфальце».

Не прошло и четырёх лет, как Бавария снова воевала, на этот раз на стороне Пруссии против французов. Ни Людвиг, ни его министры не могли противостоять манипуляциям Бисмарка. Нехотя, хоть и ценой субсидий, король примирился с Германской империей, в результате чего прусский король Вильгельм I был провозглашён в Версале императором Германии. Интерес Людвига к обычным функциям управления оставался весьма поверхностным. Он обожал церемониалы. Он любил военную форму, хотя, как заметил приезжий англичанин, он носил волосы слишком длинными, чтобы выглядеть действительно «воинственным»; но королевский сан всё больше сводился к пышным зрелищам, которые ограничивались двором и самим королём.

Так он и жил всё больше и больше в мире, который сам создавал, занятый покровительством Вагнеру и театру и строительством декоративных дворцов, которые, хотя и не все были закончены, оставались его самым существенным наследием для последующих поколений. В основе всей этой фантастической жизни были средневековые легенды, воплощённые в операх Вагнера.

Может, Людвиг и не был музыкален, но сочетание драмы, народной истории и фона, на котором разворачивалось действие опер композитора, захватило сердце и разум короля. Именно здесь, по мнению Людвига, выражался истинный гений немецкого народа, и покровительствовать этому считал своим долгом, честью и наслаждением. «В Германии, — заверял король Вагнера, — мы должны поднять знамя чистого и святого искусства, чтобы оно взлетело с крепостных стен, призывая немецкую молодёжь сомкнуться вокруг него».

Намереваясь осуществить своё покровительство на практике, он послал своего секретаря Пфистермайстера найти Вагнера. Когда он наконец встретился с ним в Штутгарте, тот заверил его в безграничной поддержке Людвига, если только он немедленно прибудет в Мюнхен. «Дорогой благородный король, — откликнулся композитор 3 мая 1864 г., — я посылаю вам эти слёзы высочайших чувств, чтобы сообщить вам, что чудо поэзии как божественная реальность вошло в мою бедную, жаждущую любви жизнь! И эта жизнь, до последнего стиха и звука, принадлежит теперь вам, мой великодушный молодой король, распоряжайтесь ею, как своей собственностью!». Это было первое письмо из длинной переписки, которая происходила между двумя мужчинами, чрезвычайно экспансивная и с высоким эмоциональным зарядом. Тогда как фразеология может навести на мысль о гомосексуальных отношениях, это представляется маловероятным. Хотя Вагнер был крайне сексуален, его многочисленные связи были гетеросексуальны, как, например, показывают его отношения с Козимой фон Бюлов, незаконной дочерью Ференца Листа, на двадцать четыре года моложе его. Кроме того, Вагнер был на тридцать лет старше своего покровителя и далеко не красив. Людвиг был жестоко беспощаден со всеми, кого он считал некрасивым, он благосклонно смотрел только на смазливых молодых мужчин и женщин.

Тем не менее их близкие и даже страстные отношения много значили для обоих мужчин, ибо Вагнеру они дали возможность жить и сочинять в достатке, а Людвигу найти свою судьбу в мифах, которые Вагнер перекладывал на музыку. Вагнер писал о короле после того, как он был ему представлен: «Кроме того, он настолько красив, духовен, душевен и великолепен, что я боюсь, что жизнь его промчится как мгновенный, небесный сон в этом пошлом мире». Этот сон в конце концов превратился в кошмар.

Может, баварцы и ценили музыку Вагнера, но им не нравились те экстравагантные милости, которыми их король его осыпал. Вагнер жил в роскоши, как арбитр искусств, на будущее которых у него были радикальные и дорогостоящие планы, включая создание новой музыкальной школы и строительство нового театра, для чего покровительство короля и его кошелёк были весьма важны. Главный министр барон фон дер Пфордтен, профессор университета и юрист-консерватор, не любил музыку Вагнера и не разделял радикальных политических взглядов, которые тот когда-то провозглашал, и с глубоким подозрением относился к непомерным тратам короля и их последствиям для баварской казны.

Даже отношения Вагнера с королём не обходились без трений, как ни прочны были узы между ними, потому что Вагнер бывал хитёр и нечестен, а Людвиг требователен и вспыльчив. Однако переписка их сохраняла самые восторженные выражения. «Мой уникальный! Мой Святой! — восклицает король, посмотрев первое представление „Тристана“ 10 июня 1865 г. — Какое блаженство! — Совершенство. Я так переполнен восторгом! — Утонуть… бессознательно погрузиться в высочайшее наслаждение божественным произведением! Вечная правда — до могилы и потом». 21 июня Людвиг писал из своего альпийского гнёздышка:

«Давно уже дневное светило закатилось и скрылось за высокой цепью гор; в глубоких долинах царит покой, и до моего светлого уединения поднимается звон коровьих колокольчиков и песен пастуха. Вечерняя звезда посылает издалека свой мягкий свет, показывая путнику выход из долины и ещё раз напоминая мне о моём дражайшем и его божественных произведениях. Вдалеке, в конце долины, из тёмной зелени сосновых лесов возвышается церковь Этталя. Говорят, что её построил император Людовик Баварский (император Священной Римской империи в начале XIV в.) по плану храма Грааля в Монсальвате. Там фигура Лоэнгрина снова оживает у меня перед глазами; и там в моём воображении я вижу Парсифаля, героя будущего, ищущего спасения, единственной правды. Как моя душа ищет и жаждет таких произведений, которые могут воспроизвести для нас эти призраки».

«Я жажду встречи с вами, — писал он 21 августа, —

только когда я думаю о моём дражайшем и его творениях, я истинно счастлив… Как у вас сейчас дела, там наверху в радостных лесных высотах? Мой дорогой, пожалуйста, выполните мою просьбу! Я вас умоляю. Сообщите мне что-нибудь о ваших планах относительно „Победителей“ и „Парсифаля“! Я жажду услышать. Пожалуйста, утолите эту обжигающую жажду! О как ничтожен мир! Как презренно и вульгарно множество людей! Их жизнь вращается в узком кругу повседневной банальности. О, если бы я оставил мир позади себя!».

Король, казалось, был совершенно поглощён своим протеже. В то время как Вагнер, вдохновлённый просьбой Людвига, начал писать либретто «Парсифаля», король удалился от глаз общества, отказываясь, к примеру, посещать официальные собрания под предлогом плохого самочувствия, но продолжая ходить в театр. После исполнения «Вильгельма Телля» Шиллера он специально поехал на озеро Люцерн, путешествуя инкогнито (хотя его вскоре узнали), к месту событий пьесы, по всей видимости отождествляя себя с героем.