Вивиан Грин - Безумные короли. Личная травма и судьба народов

Когда император, от которого это долго скрывали, услышал, как живёт его дочь, он сослал её в строгую ссылку на остров Пандатерия. Тиберий, вероятно, не жалел, что Юлия ушла из его жизни, но в результате скандала он пережил глубокое унижение. Когда он стал императором, он отменил её содержание и, как говорили, она умерла от голода. Тиберия уже заставили вступить в пагубный брак без любви. Теперь мать выталкивала его на позицию преемника Августа. Неудивительно, что один из его современных биографов назвал его жизнь «этюдом неприятия».

Судьба помогла Ливии в разрушении планов её мужа относительно преемника. Внуки и прямые наследники Августа, Гай и Люций, воспитанные так, чтобы позже унаследовать императорскую мантию, умерли молодыми. После этого император решил, что ему придётся объединить оставшегося внука Агриппу Постума со своим зятем Тиберием в качестве возможных преемников. Но, хотя Агриппа был ещё молод, репутация у него была не лучше, чем у матери: «жестокий и необузданный нрав», «крайне порочен в мыслях и поступках», «крайне невежествен и по-дурацки горд своей физической силой». «С возрастом, — писал Светоний, — он не становился сдержаннее, но, наоборот, изо дня в день всё более безумным». Было настолько ясно, что в правители он не годится, что его изгнали на остров Планезия, где его, вероятно, убили по приказу его умирающего деда, с молчаливого согласия Тиберия, теперь единственного кандидата на престол.

Только сознавая неизбежность этого, Август признал Тиберия своим наследником. «Раз жестокая судьба отняла у меня моих сыновей, — как говорят, сказал Август, — пусть Тиберий Цезарь будет моим преемником». «Эти слова, — писал Светоний, — подтвердили подозрения тех, кто думал, что Август выбрал своего преемника не столько по любви, сколько по необходимости».

Тиберию уже было пятьдесят шесть лет, когда он стал императором, и перед ним было ещё двадцать два года. Хотя лицо его, очевидно, из-за кожной инфекции, было изрыто язвами, которые он пытался скрыть под пластырями, физически он был здоров. Он был настолько силён, что мог разломать руками зелёное яблоко. Очевидно, у него была гемералопия (дневная слепота), потому что днём он видел плохо, хотя, как сообщал Плиний, в темноте видел, как сова. Во многих отношениях вкусы его были скромны, почти аскетичны, любимой едой была спаржа, огурцы и фрукты. Но, по крайней мере в молодости, он так много пил, что солдаты прозвали его «Биберий» (пьяница). Наверное, пьянство сыграло роль в его личных проблемах; в правительстве алкоголизм был нередким компонентом.

Возможно, Тиберий не хотел быть императором. Холодный и безразличный, он, похоже, не сделал никаких усилий, чтобы завоевать любовь римлян; он не снабжал их хлебом и зрелищами, на что, как они считали, имели законное право. Этим он заслужил их враждебность. Но в первые годы своего правления он как будто правил добросовестно и эффективно, пытаясь поддержать закон и порядок, как при Августе, и подавляя недовольство приграничных племён.

Но появлялись трещины на фасаде, которые выдавали не только возрастающее чувство неуверенности, всё более параноидальное в своей интенсивности, но и другие особенности, например, эксцентричность, бесчувственность, недоверие, мстительность, одинаково к друзьям и врагам. Всё это казалось психопатическим по природе. В натуре Тиберия была червоточина, которая постепенно всё больше давала себя знать. Прогрессирующий беспокойный страх проявился в его отношениях с племянником, Германиком, сыном его старшего брата Друза, который был женат на Агриппине, беспощадной и энергичной дочери Юлии, бывшей жены Тиберия. Родство Германика с императорским домом было таким близким (правнук Октавиана. — Ред. ), что, если бы Тиберий умер, у него было бы больше шансов на императорскую диадему, чем у собственного сына Тиберия, Друза.

Тиберий завидовал Германику, который, вероятно, использовал своё положение для завоевания популярности, и в его возрастающем авторитете видел угрозу своей собственной власти. Германик был обаятельный молодой воитель, любимец народа, которого добрая фея осыпала всеми дарами, кроме одного — здоровья, ибо у него была эпилепсия, болезнь, которую ему суждено было передать, возможно, в конце концов с роковыми последствиями, своему сыну, будущему императору Калигуле. В конце концов судьба выступила против своего баловня Германика, ибо он серьёзно заболел. Возможно, слухи о том, что его отравили, справедливы, если учесть ненависть к нему Тиберия. Реакция Тиберия была типичной. Он боялся, что на него могут указать пальцем, как на совершившего это деяние, и решил, что лучше всего будет найти козла отпущения, и не кого-нибудь другого, а своего же легата, Кальпурния Пизона. Легат вернулся домой и в лучших римских традициях перерезал себе горло, в результате чего Тиберий пожаловался, что, покончив с жизнью, Кальпурний Пизон пытался свалить вину на него. Охотно жертвовать теми, кто ему служил, чтобы самому спастись — это была типичная психопатическая привычка Тиберия.

Устранение Германика не решило проблемы преемственности, ибо наследниками считались скорее два старших сына Германика, Нерон и Друз, чем его собственный сын Друз. Поскольку Германик умер, интересы его семьи представляла его вдова, Агриппина, женщина из того же теста, что и Ливия, «с неутолимым, — как заметил Тацит, — желанием господствовать», настолько, что её «мужские страсти отвлекали её от типично женских пороков». Подозревая её мотивы, боясь её популярности, Тиберий относился к ней враждебно.

Тем временем с его попустительства всё большая и большая власть переходила к префекту преторианской гвардии Сеяну. Сам император всё больше пренебрегал деталями административной работы, и его интерес к управлению, всегда прохладный, всё уменьшался. Он считал, что Сеян был его верным слугой, но Сеян использовал своё положение, чтобы устроить свою собственную судьбу, и он сам поглядывал на императорский трон. Ему удалось организовать устранение Агриппины и двух её сыновей. Её младший уцелевший сын, Гай (Калигула), вместе с малолетним внуком императора, Тиберием Гемеллом, оставались единственными видимыми наследниками его власти. Однако Тиберий помешал желанию Сеяна жениться на вдове его собственного сына. Сеяну оставалось только ждать и надеяться.

Тиберий, в основном отстранившись от активного управления, удалился на прекрасный остров Капри. Он идеально мог служить крепостью и убежищем, и там император не боялся заговоров, страх перед которыми постоянно его преследовал. Именно на Капри семидесятилетний император мог свободно предаваться извращённым удовольствиям, которым суждено было очернить его репутацию. Тацит писал: «В этом месте он давал волю своим неумеренным аппетитам… С гордостью восточного деспота он хватал молодых людей простого происхождения и заставлял их уступать своим зверским удовольствиям… Изобретались новые способы похотливости и новые условия для скандальных тонкостей в сладострастном наслаждении».