Артем Драбкин - 22 июня. Черный день календаря

Литовские коллаборационисты приветствуют своих германских „освободителей“.

Первую половину дня 22 июня я дежурил у телефона на ЗКП командира 9-й сад Героя Советского Союза генерала-майора Черных. Телефонная связь с авиаполками, расположенными в различных населенных пунктах Белостокской области и на полевых аэродромах вдоль границы, была прервана. Она непродуманно осуществлялась через городскую почту, в которой на рассвете еще до начала бомбардировок прогремел взрыв, разрушивший коммутатор. С некоторыми полками наладили связь по радио. Судя по мрачному лицу генерала, известия были плохими. Постепенно вырисовывалась неожиданная и ужасающая реальность: большинство наших самолетов погибало на земле от бомбежек или обстрела с воздуха и даже от артогня. Но и в таких условиях над Белостоком весь день шли воздушные бои, дрались дежурные звенья и все те, кто сумел подняться в воздух.

Вторую половину этого трагического дня я просидел в кювете шоссе на окраине города у телефонного аппарата промежуточно-контрольной точки. Мимо на запад прошла крупная бронетанковая часть, порвавшая кабель в нескольких местах. С большим трудом удалось восстановить связь со штабом дивизии, что, возможно, спасло мою жизнь. В конце дня я получил по телефону приказ бросить все и как можно быстрее вернуться в штаб. Здесь меня ожидали два драматических известия. Все авиационные части получили приказ немедленно покинуть город и уходить на Восток. Такое решение было, без сомнения, оправдано не только огромными потерями самолетов, но и уже обозначившимся быстрым продвижением немецких танковых колон, стремившихся охватить Белосток с севера и юга. Вторая новость была не менее ошеломляющей: в конце дня застрелился командующий авиацией ОБВО генерал Копец. Я встречал его в штабе дивизии. В памяти остался высокий молодой генерал в кожаном пальто. По-видимому, он являлся одним из тех, кто понимал свою ответственность за разгром авиации округа, последствия которого роковым образом сказались на наших военных неудачах лета и осени 1941 г.

Поздним вечером 22 июня длинная колонна покинула Белосток и уже ранним утром понедельника была далеко за городом. В машинах находились только военные с голубыми петлицами — оставшиеся без самолетов летчики, авиационные техники, связисты, интенданты. Так для меня начались долгие дороги войны».

После неудачной контратаки советских танков.

Освоение новой техники перед войной не обходилось без досадных «детских болезней», осложнявших летчикам жизнь даже в том случае, если боевые машины успевали подняться в воздух. В 124-м иап 9-й сад проблемы с вооружением начались еще до войны. В начале июня во время тренировочного полета один из МиГов полка из-за неисправности синхронизатора отстрелил лопасть винта. Утром 22 июня еще до появления самолетов противника по приказу командира полка майора И. П. Полунина в воздух поднялись его заместитель капитан Н. А. Круглое и младший лейтенант Д. В. Кокорев. Когда в воздухе над аэродромом появились немецкие двухмоторные самолеты, советские летчики их атаковали. На самолете Кокорева оружие отказало уже после выстрелов по врагу. Он не растерялся и пошел на таран: отрубил винтом часть хвостового оперения самолета, опознанного как Do-215. На самом деле это был Bf-110 из II/SKG-210. Обломки немецкого самолета упали северовосточнее Высоке-Мазовецка, а поврежденный МиГ-3 сел на вынужденную неподалеку в поле. Этот «мессершмитт» был не только первым воздушным тараном войны, но и первым сбитым советскими летчиками немецким самолетом, потеря которого подтверждена противником. Однако отражение первого удара было только началом воздушного сражения. Далее на аэродром 124-го истребительного авиаполка немцы обрушили около 70 самолето-налетов, чередуя удары Bf-110 и Не-111. Потери полка составили 30 машин.

По аналогичному сценарию развивались события в других полках 9-й авиадивизии. Советские самолеты, выдержав первый удар, стали жертвой второго и последующих налетов. Всего дивизия лишилась 347 самолетов из 409 имевшихся. Причина этого была в том, что командир дивизии генерал С. А. Черных растерялся и не принял никаких мер по выводу материальной части из-под удара. Впоследствии генерала Черных обвинили в преступном бездействии, арестовали, судили и вскоре расстреляли.

Уничтожение советских самолетов на аэродромах в Белостокском выступе было поручено двум группам двухмоторных Bf-110. Обстановку первого дня войны ярко описывает журнал боевых действий I группы эскадры скоростных бомбардировщиков SKG-210: «Сегодня сделали сотню боевых вылетов. Майор В. Шторп (командир группы) после очередного вылета устроил на земле скандал, так как его сигналы к сбору больше не принимались во внимание, и летчики вели свою собственную войну. Некоторые экипажи совершили в этот день по шести боевых вылетов. В совокупности эскадра совершила 13 налетов на 14 аэродромов, уничтожила 344 самолета на земле и сбила 8 самолетов в воздухе».

Близость к границе стала причиной приведения авиачастей в боевую готовность по инициативе снизу не только в 9-й авиадивизии. Уже около 3:00 утра командир 11-й смешанной авиадивизии полковник П. И. Ганичев получил тревожные сообщения из штаба 122-го истребительного авиаполка. На его аэродроме был отчетливо слышен шум танковых моторов. Ганичев объявил тревогу, а сам на И-16 вылетел в сторону Гродно, чтобы лично ознакомиться с обстановкой. В результате своевременного объявления тревоги 122-й авиаполк успел поднять в воздух до появления неприятельских бомбардировщиков 53 И-16. На земле остались всего 15 самолетов, в основном неисправных. Именно они стали жертвой первого удара противника. Однако никакого разгрома первым ударом не произошло. В свою очередь, пилоты 122-го полка заявили об уничтожении четырех самолетов противника, опознанных как Do-17.

Командир звена 122-го истребительного авиаполка С. Ф. Долгушин вспоминал: «10 мая 1941 года полк из Лиды перелетел на аэродром Новый Двор в Белоруссии, располагавшийся в пяти с половиной километрах от границы. Утром в пятницу мы с Сережей Макаровым ходили на разведку аэродрома Сувалки. Он был забит самолетами! В тот же день я докладывал результаты разведки прилетевшим Павлову, Копцу и командиру дивизии полковнику Ганичеву. Доложил, вышел и пошел на стоянку. Вдруг едет легковая машина. Направляется к нам на стоянку. А мы готовились к полету — самолеты заправили и готовились. Машина подъезжает, из нее выходит генерал-лейтенант Копец. Я смандражировал, а он говорит: „Как тебя зовут? Ты мне дашь самолет слетать? Не беспокойся, Сергей, я не сломаю“. Потом говорит, уже серьезно: „Как самолет?“ — „Самолет очень хороший. Мотор работает хорошо. Никаких особенностей, обыкновенный И-16, но с пушками. Надо на посадке километров на 5 побольше скорость держать“. Я ему дал планшет, резинки, чтобы на коленях держать карандаш, лист бумаги. Они полетели: он, Ганичев и командир полка, наш полковник Николаев. Вскоре возвращаются. Зарулили, я подхожу, он вылез: „Самолет действительно хороший. Все, что ты докладывал, все точно. С такой точностью мы самолеты не смогли посчитать, а болтаться там мне много не хотелось“.