Владимир Бешанов - Кроваво-Красная Армия. По чьей вине?

К началу 1933 года численность вооруженных сил достигла 800 тысяч человек, к началу 1934–го ― перевалила за миллион.

В августе 1936 года призывной возраст был установлен 19 лет.

Мобилизационный план 1938 года уже предусматривал развертывание 8,6–миллионной армии. 1 сентября 1939 года внеочередной сессией Верховного Совета СССР был принят новый закон о всеобщей воинской обязанности. Поскольку эксплуататорские классы были уничтожены, то закон провозглашал службу в рядах Красной Армии почетной обязанностью и священным долгом каждого гражданина СССР, независимо от социального происхождения и положения. Сроки службы устанавливались: в сухопутных и внутренних войсках для рядового состава ― 2, для младшего начальствующего состава ―3 года; в авиации, частях береговой обороны и пограничных войсках ― 4 года; на кораблях и частях ВМФ ― 5 лет.

Для обеспечения вооруженных сил командными кадра ми всех специальностей разворачивалась широкая сеть учебных заведений. Так, если в 1937 году в стране имелось 75 военных училищ и школ, в том числе 7 морских и 18 авиационных, то на 1 мая 1941 года их насчитывалось уже 255, включая 100 авиационных и 16 морских.

При комплектовании училищ предпочтение отдавалось красноармейцам срочной службы и сверхсрочникам в возрасте до 25 лет, для гражданской молодежи возрастной ценз ограничивался 22 годами. На военную службу шли ровесники Революции, выросшие и воспитанные при советском строе.

Надо сказать, что созданию «нового человека», который только и способен жить при задуманном ими коммунизме, марксисты придавали первостепенное значение. Самый бородатый из классиков для «производства всесторонне развитых людей» предлагал использовать фабричный труд подростков в сочетании «с преподаванием и гимнастикой». Ленин, мечтая всю молодежь «научить коммунизму», предлагал воспитывать ее с двенадцати лет «в сознательном и дисциплинированном труде» и вырабатывать в ней «коммунистическую нравственность», подчиненную интересам классовой борьбы пролетариата.

«Каждый член общества смотрит один за другим и обязан доносом,

― пророчески писал Ф.М. Достоевский. ―

Каждый принадлежит всем, а все каждому. Все рабы и в рабстве равны. В крайних случаях ― клевета и убийство, а главное ― равенство. Первым делом понижается уровень образования, наук, талантов».

И точно, едва завоевав страну, первым делом новоявленные просветители принялись жечь книги.

Вообще, как показывает исторический опыт, все революционеры, придя к власти, становятся мракобесами. Силой они захватывают власть, террором приводят народ к повиновению, насильно ведут «истомленную массу» к всеобщему счастью, помахивая перед носом морковкой светлого будущего и приставив ствол пистолета к затылку. Чтобы скорее оболванить народ своими идеями, необходимо оградить его от тлетворного влияния идей посторонних.

В решении этой задачи большая роль отводилась Народному комиссариату просвещения, в рамках которого 12 ноября 1920 года был образован Главный политико–просветительный комитет Республики. Бессменным председателем комитета до 1930 года была Н.К. Крупская. Известный историк Ю.В. Готье однажды был приглашен на заседание «горилл», после чего сделал запись в своем дневнике:

«Я был водим в Комиссариат Народного просвещения на заседание коллегии комиссариата… На заседании присутствовала Н.К. Крупская–Ульянова, без 5 минут русская императрица; я не ожидал видеть ее такой, какая она есть ― старая, страшная, с глупым лицом тупой фанатички, причем ее уродство подчеркивается ясно выраженной базедовой болезнью; остальные присутствовавшие были Познер, Шапиро, Маркс и другие представители господствовавшего племени…

Оказалось, что мне не нужно было вовсе приезжать. Я однако не раскаиваюсь, что потерял здесь время; картина убожества и неумения ничего сделать, разве что утопать в словах, была так ярка, что оставила во мне неизгладимое впечатление и убедила еще раз, что эти существа, имеющие от людей только образ, ничего создать не могут».

Надежда Константиновна, в молодости просвещавшая рабочих, нашла, наконец, себе занятие по душе. Утвержденная ею инструкция предписывала немедленно развернуть работу по очищению библиотек от «вредной литературы». Инструкция Крупской легла в основу секретной директивы Наркомпроса, подписанной в 1923 году.

Согласно ей изъятию и уничтожению подлежала литература «следующих «типов»: патриотическая, черносотенная, враждебная передовым идеям, религиозно–нравственная, историческая беллетристика, идеализирующая прошлое, проповедующая мещанскую мораль, сентиментальная, «бледная, не художественная», упадочного настроения, пошлая юмористика, «литература надрыва и упадочнического настроения», мистика, романы приключений и т. д.

Далее документ уточнял:

«Так как под эти рубрики можно подвести почти всю старую литературу, то Главполитпросвет вырабатывает примерные списки изымаемой литературы, которые в течение ближайшего времени будут периодически высылаться, чтобы места имели более конкретные представления о том, что допустимо в библиотеках… Списки эти примерные и потому отнюдь не будут исчерпывать всего, что надо изъять».

Лица, «виновные в сокрытии запасов книг», подлежали преданию суду.

В число авторов, мешающих «советскому строительству», первыми были зачислены все философы, историки, психологи, социологи, этики: Кант, Платон, Декарт, Ницше, Шопенгауэр, Спенсер, Соловьев, Мах. Все они заменялись марксизмом, аккумулировавшим в себе всю «сумму человеческих знаний». Следом были запрещены Лев Толстой и Достоевский, Лажечников и Загоскин, Дюма–отец и Майн Рид, Сенкевич и Аверченко… Вместо них подлежали распространению брошюры «Всемирный Октябрь» и «Уничтожайте вошь», портреты Маркса, Ленина, Троцкого, Свердлова.

Перефразируя изречение халифа Омара: «Зачем нужны библиотеки, если у нас есть «Капитал»?» (Когда Ленин впал в маразм и решил заняться разведением кроликов, книги пришлось выписывать из Германии.)

Подлежала уничтожению вся старая школа, по мнению Ленина,

«вырабатывавшая прислужников, необходимых для капиталистов»,

и старые вузы, которые нарком Луначарский объявил «кучей мусора».

В педагогике и в образовании на первое место выдвигались задачи формирования у подрастающего поколения классового сознания, чуть ли не с пеленок. В 20–е годы от воспитателей детских садов и преподавателей школ требовали проведения «правильной классовой политики» и воспитания у детей ненависти к «социально чуждым элементам». Трех–четырехлетним малышам разъясняли сущность классовой борьбы и реакционность буржуазии.