Олег Гончаренко - Москва, которую мы потеряли

Церковь ошеломила современников и потомков, став как блистательным итогом развития русской архитектуры, так и предтечей грядущих архитектурных эпох. Она скоро вошла в загадочную параллель с храмом Покрова на Рву, что на Красной площади, которая протянется до самого конца ее дней – слишком много схожего, перекликающегося было в легендах об этих храмах, начиная с того, что оба они именовались восьмым чудом света. Ведь только очень редкая, уникальная, если не единственная церковь могла сравниваться с Покровским собором. В один ряд с ним Успенскую церковь изначально поставил Василий Баженов, считавший ее не только одним из красивейших зданий в Москве, но и творением «ярко национальным». Архитектор сравнивал ее с замоскворецким храмом Климента Папы Римского (он же Спаса Преображения), говоря, что она даже «больше обольстит имущего вкус, ибо созиждена по единому благоволению строителя», то есть представляет собой целостное архитектурное творение, подобно скульптуре, вытесанной из единой глыбы мрамора. Успенская церковь восхищала и иностранцев, побывавших в Москве. Для архитектора В.В. Растрелли, величайшего мастера барокко, она стала целым творческим вдохновением: именно ее он взял за образец для своего Смольного собора в Петербурге, «наиболее русского» из всех произведений Растрелли, по выражению И.Э. Грабаря. Вспоминается и образное выражение писателя-публициста 1990-х гг., что уроженец Парижа архитектор Растрелли был рожден в Москве. И это был не единственный пример петербургского подражания московской жемчужине. В Северной столице есть еще один храм, созданный по мотивам образа Успенской церкви – это Воскресенский храм на Смоленском кладбище, где отпевали Александра Блока. Даже Наполеон был потрясен этой церковью и, по легенде, поставил особый караул охранять ее от пожара и мародеров. Впрочем, другая легенда гласит, что он приказал разобрать ее по кирпичику и перенести в Париж. Нетрудно заметить здесь еще одну параллель с храмом Покрова на Рву: ведь именно его Наполеон якобы хотел перенести в Париж и приказал взорвать его, когда эта задумка технически не удалась. Есть еще сказание, будто наполеоновский маршал (вероятно, Мортье, что занял дом графини Разумовской в начале Маросейки), увидев церковь, воскликнул: «О! русский Нотр-Дам!» Другое предание приписывает это высокопарное восклицание самому Наполеону. Та к или иначе, храм поистине чудом не пострадал от пожара 1812 г. Но была ли в этом заслуга Наполеона? Ведь есть свидетельства, и вполне правдоподобные, что на самом деле церковь спасли от огня не мифические караульные, а крепостные Тютчевых, жившие рядом; дом отца поэта и сейчас стоит в Армянском переулке. Это была и любимая московская церковь Ф.М. Достоевского. Его жена вспоминала, что, бывая в Москве, он возил ее, «коренную петербуржку», посмотреть на эту церковь, потому что чрезвычайно ценил ее архитектуру. И, бывая в Москве один, Достоевский всегда ехал на Покровку помолиться в Успенской церкви и полюбоваться на нее. Он заранее останавливал извозчика и шел к ней пешком, чтобы по пути рассмотреть храм во всей красе. А бывал он в этих краях и потому, что в Старосадском переулке жила его любимая тетка и крестная А. Куманина, которую он часто навещал.

Упомянув Старосадский переулок, можно немного рассказать и о его истории. Вниз к Ивановской горке неторопливо спускается он, названный так по великокняжеским садам, разбитым здесь в глубокой древности. Историки полагают, что именно великий князь Василий Дмитриевич впервые разбил тут, при дворце, знаменитые княжеские сады с роскошными фруктовыми деревьями – их свежие плоды подавали прямо на стол государю, а между Покровкой и Мясницкой еще долго стояли яблочные торговые ряды. Замысел своего деда с размахом осуществил великий князь Иван III, разбивший тут огромный Государев сад – его владения простирались от Ивановской горки до самого Васильевского луга на Москворецкой набережной. В XVI в. Государев сад был разбит в Замоскворечье на Софийке – в немалой степени для того, чтобы обезопасить Заречье от пожаров и освободить эту территорию от жилых домов, дабы не подвергать их постоянной опасности. Государевы сады при великокняжеской резиденции на Кулишках стали именовать Старыми садами, что и осталось в памяти названием местного Старосадского переулка. Здесь стоит один из немногих в Москве домов, связанных с именем Ф.М. Достоевского (№ 9). Само здание было сильно перестроено в начале нашего столетия архитектором Б. Кожевниковым, но в его основу встроен двухэтажный особняк XVIII в., обращенный фасадом во двор. Это бывшее владение родственников писателя Куманиных. У них часто гостил Ф.М. Достоевский: позднее он описал хозяйку дома в образе старухи Рогожиной в романе «Идиот». Отношения с Москвой у Достоевского были глубокие и личные: величайший гений России родился в ней, впитал здесь «русский дух» и отсюда переносил церковное и национальное начало в свои произведения. Москва для него была городом церквей и колокольного звона. А Успенская церковь была истинным, национальным символом Москвы.

И прихожане у церкви были замечательные. Особенности прихода определились, во-первых, ее центральным расположением и, во-вторых, изменением характера Покровки, где стала селиться знать, богачи, фабриканты. Первыми ее прихожанами стали Сверчковы, домочадцы храмоздателя Ивана Сверчкова, который сам упокоился с членами семьи в нижней церкви. Их дом – роскошные белокаменные палаты – и теперь находится в одноименном переулке (дом № 8). При палатах Сверчков основал еще одно богоугодное заведение – странноприимный дом. Вскоре после возведения Успенской церкви, в 1705 г., владельцем Сверчковых палат и новым прихожанином этого храма стал казначей И.Д. Алмазов – стольник царицы Прасковьи Федоровны, жены государя Федора Алексеевича. Считается, что палаты официально пробыли в его владении до 1765 г., пока не перешли к новому владельцу – тайному советнику А.Г. Жеребцову. Однако в Москве ходила легенда, будто в подвалах этих палат томился в заточении сам Ванька Каин, разбойник и сыщик (точнее, доноситель) в одном лице. Знаменитый вор, Иван Осипов Каин, долго грабивший на Волге, вдруг в конце 1741 г. сам явился в Москву, в Сыскной приказ, и записался в доносители, после чего устроил целую авантюру, укрывая крупных воров и ловя мелких, открывая подпольные игорные дома и поощряя грабежи. «На откупе» у него была большая часть московских полицейских, и они его не трогали. Лишь когда безобразия достигли предела и москвичи уже предпочитали ночевать в поле, только бы не оставаться в своих домах, из Петербурга приехал с военной командой генерал Ушаков, который в 1749 г. учредил самостоятельную комиссию по делу Каина. Разбойник вскоре был арестован и в 1755 г. сослан на каторгу в Сибирь. Только в этом промежутке Каин и мог содержаться в бывшем доме Сверчковых.