Гвидо Препарата -

Начав войну с террором, правительство обнародовало два декрета — 28 февраля и 7 марта соответственно, «для защиты народа и государства», — которые ограничивали свободу прес­сы, личные свободы и право на собрания. 12 марта флаг со сва­стикой был объявлен официальным национальным символом.

Так как здание Рейхстага сгорело дотла, заседание парла­мента перенесли в оперный театр «Кроль». Первое заседание состоялось 23 марта. В палате не было ни одного коммуниста; в связи с «неявкой» тридцати новых депутатов социал-демо­кратов количество их представителей уменьшилось до 109. Остальных депутатов попросили принять Уполномочиваю­щий Акт, дающий право правительству в течение четырех лет править с помощью декретов, минуя парламент и без консти­туционных ограничений. Следствием принятия такого закона стало бы практическое уничтожение политического механиз­ма в Германии и сведение его к однопартийному комитету, принимающему политически значимые государственные ре­шения.

По результатам голосования — 441 «за», 94 «против» (социал-демократы) — Гитлеру была дана вся полнота власти. К 31 марта 1933 года нацистская Gleuchschaltung была запущена на полную мощность: централизованная бюрократия заменила федератив­ное устройство, установленное еще Бисмарком, — все нити уп­равления тянулись теперь из Берлина; на местах правили осо­бые, назначенные центром уполномоченные (Statthalter), лояльные фюреру.

7 апреля 1933 годы в лесу близ Берлина было найдено изре­шеченное пулями тело «ясновидящего» Гануссена.

7 мая гитлеровцы принялись решительно искоренять всю партийную систему Веймарской республики: в полном составе было арестовано все руководство СДПГ; одним ударом органи­зация, в которой состояли 4 миллиона рабочих и которая обла­дала капиталом в 184 миллиарда рейхсмарок, была стерта в по­рошок. Ниоткуда не последовало ни малейшей реакции, не го­воря уже о сопротивлении. После этого наступила очередь по­лувоенных националистических организаций типа Stahlhelm («Стальной шлем»). Потом пришла очередь католиков: им пред­ложили сделку — самороспуск в обмен на конкордат между Свя­тым престолом и нацистским рейхом. По условиям этого пакта Ватикан должен был официально признать нацистское государ­ство, согласиться с тем, что епископы принесут присягу на вер­ность этому государству, и смириться с запретом католическим священникам вмешиваться в политику — все это в обмен на обе­щание нацистов уважать право Церкви на просвещение паствы и на ее собственность. Государственный секретарь Ватикана Эудженио Пачелли буквально гнал 23 миллиона немецких католи­ков в этом направлении, по меньшей мере, с 1931 года. Генрих Брюнинг, бывший несчастливый канцлер, возглавлявший в тот момент католическую партию центра, скрепя сердце, только под давлением Ватикана, 4 июля согласился распустить столп германской политической истории — партию, в которой состо­ял некогда и Эрцбергер. Для того чтобы добавить унизительное оскорбление к этому мазохистскому страданию, нацисты отка­зали в приеме в свою партию бывшим членам партии центра, пожелавшим примкнуть к национал-социалистам Гитлера. Кон­кордат был подписан 8 июля и ратифицирован 10 сентября 1933 года.

Конкордат был нарушен почти сразу. Не прошло и десяти дней после его подписания, как гитлеровские штурмовики на­пали на парад Союза католической молодежи; избиения не прекращались и после этого; дело усугублялось ставшими сис­тематическими преследованиями активных католических дис­сидентов — их интернировали в концентрационные лагеря или забивали насмерть дубинками. От своих иностранных по­сетителей Пачелли не скрывал своего отвращения и недовольства происходящим (13), но полагал, что у него не было иного выбора, состоявшего в умиротворении нацистов, — все могло быть гораздо хуже, вздыхал он: в Германии мог прийти к влас­ти большевизм, и тогда священников просто начали бы уби­вать. Веблен предсказал почти все это: приход в рейхе к влас­ти реакционного режима будет всячески поддерживаться государственными мужами Запада как якобы форпост против (воображаемой) красной угрозы.

В течение всего лишь шести месяцев Гитлер и его черная гвардия разнесли веймарский инкубатор вдребезги — теперь ос­тавалось только консолидировать национал-социалистскую ре­волюцию, заключив союз с передними ногами из пресловутой четверки — финансово-промышленными кругами и армией.

Тем временем, 21 сентября 1933 года, должен был начаться судебный процесс по делу мнимых поджигателей Рейхстага: мо­лодого голландца, некогда сочувствовавшего коммунистам, по имени Маринус ван дер Люббе, и нескольких коммунистов, трое из которых были болгарами — большевистскими агентами. Все они были должным образом вовлечены в судебную процеду­ру, каковая обещала стать потрясающим спектаклем. Обвине­ние было выстроено слабо — и слишком поспешно; случай был сомнителен, судья смущен, прокурор растерян. Коммунисты за­щищались легко и непринужденно и были почти немедленно оправданы. Оставался ван дер Люббе, обреченный «полезный идиот», сыгравший другой террористический сценарий: он один, как утверждалось в новом обвинительном заключении, сжег дотла 11 тысяч кубических метров государственной собст­венности. Во время судебных заседаний ван дер Люббе лгал, за­ливаясь смехом, — сообщалось о том, что смех этот был доволь­но странным (14). Обвиняемый нес чепуху; в его показаниях не было никакого смысла, он не понимал, что происходит. Поли­цейские обнаружили его, бродящего по залам Рейхстага, изму­ченного, под пылающими занавесками. Комментаторы этого процесса были единодушны: человек, которого они видели, представлял собой душевнобольного, «несчастного, накачанно­го наркотиками идиота» (15). Мир не раз становился свидете­лем подобного и раньше; под конец этот идиот-самоубийца сам попросит правительственных чиновников скорее покончить с ним. Вот его обращение к судьям: «Я требую, чтобы меня нака­зали тюремным заключением или смертью» (16). Судебный про­цесс закончился в декабре; 10 января ван дер Люббе был казнен. Но даже в Нюрнберге в 1946 году, когда можно было все это вы­яснить, союзные следователи так и не смогли пролить свет на этот инцидент и выявить истинных виновников. Так истории была задана еще одна нерешенная загадка террористической драмы с ее обычными ингредиентами: жертвующий собой «идиот», не имеющий ни малейшего мотива для преступления, заго­вор молчания и катастрофические последствия невиданного масштаба.

Но есть доказательства или нет доказательств, в силе остает­ся следующее положение: в терроре всегда is fecit cui prodest делает тот, кому это выгодно, то есть в данном случае сами нацисты. На самом деле были и улики: все знали, что Рейхстаг подо­жгла группа штурмовиков, вероятно, с молчаливого согласия Ге­ринга и Геббельса (17). некоторые лидеры СА сами громогласно рассказывали об этом публично (18). В конечном счете выхо­дит, что ван дер Люббе был бродягой, которого отыскал Гануссен, модный гипнотизер, устранение которого в апреле было любезностью, сделанной некоторым «шишкам» из СА, клиен­там Гануссена (19). Бродягу, гомосексуальными наклонностями которого попользовалась группа штурмовиков (20), они же за­манили в здание Рейхстага, подожгли его в нескольких местах и «ушли через тайный подземный коридор, соединявший [рейхс­таг] с резиденцией Геринга — председателя рейхстага» (21). Ко­роче, эта «шалость» была подарком СА своему фюреру.