Михаил Басханов - История изучения восточных языков в русской императорской армии

Особенностью первого послевоенного набора (1906 г.) стал приток на офицерское отделение боевых офицеров, прошедших хорошую школу русско-японской войны. Среди поступивших был штабс-капитан 11-го Восточно-Сибирского стрелкового полка Матвей Яковлевич Бурневич – участник обороны Порт-Артура, только что вернувшийся из японского плена. За подвиги во время войны М. Я. Бурневич, трижды раненный, был удостоен ордена Св. Георгия 4-й ст. и пяти боевых орденов.

Переводные экзамены в Восточном институте весной 1906 г. не проводились, а были перенесены на осень. По причине отсутствия офицеров-слушателей на старшем курсе выпуска офицеров в этом году не производилось. Летом 1906 г. состоялись летние зарубежные командировки офицеров-слушателей. Точных сведений о числе офицеров, отправленных в командировки, и о местах стажировок не имеется. Известно лишь, что слушатель II курса капитан А. И. Кравцов в период летней командировки успел совершить поездки в Китай и Японию [747].

Подробности летней командировки 1906 г. приводятся в записке подполковника Поморцева: «Решено было все-таки отправить [офицеров] в летнюю командировку. Конечно, после бесполезно проведенной зимы нельзя было ждать пользы от командировок. Было более чем ясно, что летом будут готовиться по учебникам к экзамену, для чего не было никакой нужды ехать за тридевять земель и тратить напрасно деньги. Но конференции института необходимо было показать, что институтская жизнь, несмотря ни на что, все-таки течет нормальным порядком. Отсутствие же командировок нарушило бы гармонию.

Имея в виду летом только готовиться к испытательному экзамену, я избрал для командировки город Нингуту [748]как ближайший к железной дороге. В этом городе я нашел еще шесть офицеров, очевидно руководствовавшихся теми же соображениями, что и я. Занятый всецело подготовкой к экзамену, я имел мало времени для практических занятий и наблюдений. Эта командировка была бесполезна. А если к этому добавить сырую, располагающую ко всяким болезням фанзу вместо приветливой культурной обстановки, то, пожалуй, еще можно прибавить, что командировка навредила успеху занятий. В начале сентября я вернулся из командировки, чтобы держать экзамен» [749].

Летние командировки офицеров-слушателей в Японию были продолжены сразу после окончания русско-японской войны. Особенность их была в том, что до 1909 г. они производились штабом Приамурского военного округа без формального уведомления русского военного агента в Японии. Это вызывало энергичный протест со стороны военного агента Генерального штаба полковника В. К. Самойлова, полагавшего, что бесконтрольное пребывание офицеров в Японии может явиться источником разного рода недоразумений с японскими властями. В сентябре 1906 г. Самойлов представил в штаб Приамурского военного округа рапорт, в котором изложил свой взгляд на летние командировки офицеров-слушателей в Японию. Он высказался за необходимость упорядочения вопросов, связанных с проживанием и материальным обеспечением офицеров-слушателей. Самойлов считал, что офицеры, прибывшие в Японию без достаточных денежных средств, вынуждены будут поневоле селиться в дешевых гостиницах и в сомнительных местах, где могут стать объектом провокаций со стороны японской полиции. Он замечал, что содержание офицера-слушателя, командируемого в Японию в 1908 г., составляло в среднем 180 руб. в месяц, в то время как минимальная сумма расходов в месяц по опыту прежних лет составляла 400 руб [750]. Стажеры из европейских армий получали значительно большие суммы: французские офицеры – 12 000 франков, германские офицеры – 14 000 марок в год [751]. Еще большее денежное довольствие имели британские офицеры, которые кроме основной суммы получали специальные премии за успешно сданные языковые экзамены.

Полковник Самойлов настаивал на необходимости предварительного отбора кандидатов для поездок в Японию. Он считал, что накануне командировки следует выяснить, «способно ли данное лицо достигнуть каких-либо результатов в деле изучения языка», поскольку «опыт показывает, что далеко не каждый может изучать своеобразный японский язык: у одного недостает музыкальности слуха, у другого – недостатки произношения и т. д.» [752]. Самойлов также считал, что необходимо всемерно поощрять талантливых строевых офицеров, которые стремятся самостоятельно изучить японский язык и подают в этом деле большие надежды, справедливо замечая, что «чем больше мы будем поощрять подобные желания со стороны офицеров, тем будет больше пользы для будущего». В качестве примера Самойлов приводил поручика В. П. Костенко [753], который принялся за изучение японского языка, еще находясь в японском плену, и добивался от командования права предоставить ему возможность продолжить обучение в Японии.

Имелся у Самайлова и негативный опыт в связи с самостоятельным изучением офицерами японского языка. В августе 1905 г. сотник 4-й Забайкальской казачьей батареи С. А. Толузаков обратился на Высочайшее имя с просьбой разрешить ему совершить поездку в Японию «для изучения нашего врага во всех отношениях, дабы в будущем нашем столкновении с ним знать его так, как он изучил нас перед последней войной. Усвоить его язык как родной, изучить его слабые и сильные стороны» [754]. 21 февраля 1906 г. последовало Высочайшее соизволение на прикомандирование сотника Толузакова к российской миссии в Токио в распоряжение военного агента. Для поездки Толузакову были выделены огромные для послевоенного времени средства – кроме сохранения оклада по чину ему выделялось 3320 руб. содержания в год, 800 руб. подъемных и 580 руб. золотом на обоснование в Японии [755].

В середине июня 1906 г. Толузаков прибыл в Японию. Через две недели он заявил военному агенту полковнику Самойлову о невозможности прожить в Японии на выделенные средства. По прошествии двух месяцев пребывания Толузакова в Японии Самойлов докладывал в ГУГШ о его полной бесполезности. «Поручик Толузаков как помощник, – сообщал в донесении Самойлов, – мне совсем не годится: он мало подготовлен для этого, не знает никаких языков (я сомневаюсь в успехе его занятий японским и английским языками, так как до сих пор не слышал от него ни одного слова на этих языках) и слишком молод. А если к этому прибавить привычку писать в газеты, большую болтливость и склонность все преувеличивать, то станет ясно, что я не могу даже поручить ему никакой работы, в особенности такой, где есть секретные сведения» [756]. В сентябре 1906 г. Толузаков был отозван из Японии.

В сентябре 1906 г. полковник В. К. Самойлов отправил в штаб Приамурского военного округа рапорт, в котором замечал, что в его служебные обязанности не входит следить, «как и где занимаются офицеры и какая может быть польза от их пребывания в Японии», и предлагал внести ряд изменений в практику командирования офицеров-слушателей. Основные положения его рекомендаций сводились к следующему: 1) сообщать военному агенту заранее списки командируемых офицеров с тем, чтобы он мог уведомлять об их прибытии Военное министерство Японии для избежания возможных осложнений; 2) вменить офицерам в обязанность уведомлять военного агента о своем прибытии и местожительстве; 3) предупреждать офицеров заранее как о том, что жизнь в Японии дорога, так и о невозможности выдачи пособий через посольство (консульство, военного агента); 4) предупредить офицеров о невозможности получать частную корреспонденцию из России через посольство с пометкой «до востребования»; 5) не выдавать полностью содержание офицерам на руки, «имея в виду слабость характера», а переводить его частями через Русско-Китайский банк, чтобы впоследствии им было с чем выехать в Россию; 6) внушить офицерам держать себя прилично, одеваться в штатское платье (но при этом «не в рубахи, как рабочим») и помнить, что «за каждым шагом их следят и осмеивают в лице их всю русскую армию»; 7) командируемых офицеров желательно снабжать удостоверениями во избежание недоразумений, так как имелись прецеденты, когда лица, исключенные из службы, выдавали себя за офицеров [757].