Михаил Басханов - История изучения восточных языков в русской императорской армии

В 1907 г. из Восточного института была отчислена большая группа офицеров-слушателей: корнет В. В. Гусковский, штабс-капитан С. Н. Здоренко, поручики Арапов, Веселкин, Зимовнов, Копылов, Сомов, Скворцов, подпоручики Жилинский, Оноре, Сецинский [758].

Выпуск офицеров-слушателей в 1907 г. состоялся 3 февраля, на три месяца раньше установившейся в институте даты. Отдельно от основной группы сдал выпускные экзамены капитан К. И. Теренин-Рыбников (16 мая). В этом году выпускалось шесть офицеров, которые проходили обучение в следующих языковых отделениях: китайско-маньчжурское – 3 чел.; японско-китайское – 1 чел.; корейско-китайское – 2 чел.

Среди выпускников 1907 г. следует отметить военно-востоковедную деятельность наиболее выдающихся из них. Войсковой старшина Василий Мелентьевич Мендрин (1866–1922) – участник похода в Китай в 1900–1901 гг. и русско-японской войны. В период учебы в Восточном институте командировался в Токио (1903), по окончании института оставлен в институте для приготовления к профессорскому званию, вышел в отставку, штатный преподаватель института (1910). Мендрин внес важный вклад в изучение японского языка, известен как переводчик японской литературы. Ценный научный архив В. М. Мендрина оказался утрачен в годы гражданской войны на Дальнем Востоке.

Капитан Валериан Николаевич Шаренберг [759](1876 – после 1936 г.) по окончании института находился в распоряжении военного агента в Китае (ноябрь 1907 г.), состоял штатным преподавателем китайского языка в Ташкентской офицерской школе восточных языков. После 1922 г. находился в эмиграции, продолжая преподавать китайский язык в различных учебных заведениях. Занимался изученим китайских вооруженных сил, посвятил этому вопросу несколько работ. В период командировки в Китай издал первый в России словарь китайской военной лексики [760]. Словарь содержал ценные приложения с краткими сведениями о вооруженных силах Китая, таблицы форм одежды и знаков отличия китайской армии, условных знаков, принятых на китайских картах, наименование учреждений центральных и провинциальных органов власти. Шаренберг составил также учебное пособие по языку китайских военных текстов [761]. Активно сотрудничал с журналом «Вестник Азии» Общества русских ориенталистов в Харбине и опубликовал в нем несколько интересных статей.

Революционные события 1905–1907 гг., затронувшие Восточный институт, выявили непростую картину взаимоотношений между сочувствующими революционному движению студентами и офицерами-слушателями. Последние разделились на тех, кто негативно воспринял революционные события (бσльшая часть), и тех, кто колебался или симпатизировал революционерам. В период революционной смуты во Владивостоке между студентами и офицерами имело место несколько конфликтов, которые усилили взаимную подозрительность и неприязнь. В более поздний период эти отношения приняли спокойный характер и не приводили к каким-либо особым осложнениям.

Весьма любопытен взгляд подполковника Поморцева на внутреннюю атмосферу в институте тех дней и на взаимоотношения между профессорами, студентами и офицерами-слушателями. Не все в оценках Поморцева можно бесспорно принять за истину, но они важны как редкие свидетельства непосредственного очевидца событий.

«В январе месяце [1907 г.], – сообщал Поморцев, – лекции начались при сгущенной атмосфере. Учащим и учащимся надоело, видимо, заниматься. Надо было изыскать предлог прекратить занятия. Патентованный для этого способ – студенческая забастовка – теперь был неприменим. Главной преградой к этому были офицеры, которые в силу служебного положения, конечно, не могли примкнуть к забастовке, и лекции волей-неволей надо было читать. Необходимо было что-нибудь экстраординарное.

Решено было поссорить студентов с офицерами. Кто был инициатором этого дела, сказать не могу, но что все это было неслучайно (подчеркнуто Поморцевым. – М. Б .), положительно уверен. Я лично не верю, что существует антагонизм между студентами и офицерами, и никогда не испытывал на себе ни малейшей тени его, напротив, я всегда встречал с их стороны полную предупредительность и вежливость. Конечно, сам я старался быть всегда корректным по отношению к ним без вызывающей заносчивости и всегда был готов товарищески помочь всякому. Подобные взгляды я проводил и между офицерами.

Но как бы то ни было, 20 февраля инцидент был изобретен [762]. В результате офицерам приказано ходить на лекции с револьверами, а со стороны профессорской конференции последовало закрытие института для занятий. Лично для меня последствием этого инцидента была более чем резкая несправедливая выходка директора (профессора А. В. Рудакова. – М. Б .). Выходка была неожиданна для меня и беспричинна. Цель ее я могу лишь определить гадательно. Мне кажется, что для полноты скандала необходимо было столкновение офицеров с профессорами. Я, как старший [763], был подходящим объектом для этого. Малейшая моя ответная резкость была бы использована надлежащим образом. Я сдержался, и неблаговоление директора висит надо мной до сих дней» [764].

Взаимоотношения студентов и офицеров вызывали большое беспокойство у руководства института. Значительное увеличение числа офицеров-слушателей, последовавшее после введения в действие Приказа № 842 от 31 декабря 1905 г., фактически приводило к изменению профиля учебного заведения, в котором военные стали весьма значительным контингентом.

Инцидент, имевший место 20 февраля 1907 г., был использован руководством института для лоббирования идеи выделить офицерское отделение из структуры института. В представлении директора института профессора А. В. Рудакова на имя Приамурского генерал-губернатора от 25 июня 1907 г. отмечалось, что совместное обучение студентов и офицеров изменило саму идею учреждения Восточного института, заключавшуюся в подготовке гражданских специалистов для службы в административных учреждениях и торгово-промышленных заведениях русского Дальнего Востока и соседних стран Восточной Азии. По мнению Рудакова, выявилась полная несостоятельность идеи совместного обучения студентов и офицеров, что было обусловлено разницей мировоззрения, возрастом и степенью жизненного опыта. «В то время, – отмечал он, – как офицерство представляет обособленную общественную группу, связанную особыми традициями и служебною дисциплиною, студенчество состоит в огромном большинстве из молодых людей, еще не вступивших в жизнь и вместе с научною школой учащихся жить. К этому присоединяются еще по общему правилу различная предшествовавшая школа, затем – различия в условиях жизни и обучения студентов и офицеров, в частности резкое различие в материальной обеспеченности и тех, и других. Влияние всех этих обстоятельств усугубляется крайней теснотой помещений Восточного института, в которых смешиваются оба разнородных элемента. В силу этих вышеуказанных соображений и др., обучение значительного числа офицеров совместно и по одной программе со студентами не было естественным развитием строя и задач нашего высшего учебного заведения, но искажением его, с чем связана неизбежность внутренних неурядиц и столкновений между этими двумя элементами, столь разнородными по духу и несовместимости, в особенности – при нынешних условиях общественной и политической жизни России» [765].