Коллектив авторов - Маргиналы в социуме. Маргиналы как социум. Сибирь (1920–1930-е годы)

Первые годы существования спецпоселений взаимоотношения спецпереселенцев с местными жителями отмечены особо острыми конфликтами. Бытовая и хозяйственная неустроенность, массовое бегство влекли за собой нищенство, бродяжничество, воровство имущества старожилов и т. д. Спецорганы активно использовали недовольство местных жителей, направляя его в русло борьбы с побегами крестьян из мест нового расселения. В циркулярном письме ГУЛАГ от 17 августа 1931 г. привлечение «окружающего вольного населения» называлось одним из важнейших условий успешных противопобеговых мероприятий. Чекистам, работавшим в комендатурах, рекомендовалось «организовать активные группы содействия из партийцев, комсомольцев и советского актива для задержания беглецов и оказания вооруженной поддержки в нужных случаях». В письме предлагалось применять метод кнута и пряника: с одной стороны, «привлекать к ответственности вольных граждан, оказывающих активное содействие беглецам и их укрывателям», с другой – «премировать деньгами информаторов и вольное население из сумм, отпускаемых на оперативные расходы» [1308].

Иногда деятельность противопобеговых групп, составленных из местных активистов, вырождалась в бандитизм, о чем свидетельствуют материалы расследования преступлений «боевой группы» активистов дер. Тунгусово Кривошеинского района, соседнего с Чаинским. В Парбигской комендатуре летом 1931 г. в момент восстания спецпереселенцев была создана группа «для самоохраны деревни и колхоза от грабежа и задержания на случай могущего быть бегства кулачества с территории Чаинского р-на» [1309]. Возглавив «группу» из 20 чел., председатель сельсовета Билибин и секретарь партячейки Захожий открыли настоящую охоту на людей, жертвами которой становились не только бежавшие спецпереселенцы, но и те, кто проезжал по проходившему мимо деревни тракту. Как указывалось в расследовании ОГПУ, «группой за период с 1-го августа по 15 сентября с/г убито до 15 человек. Отбираемые вещи у убитых и проезжающих граждан (родственников спецпереселенцев) лучшего качества делились между участниками убийств и грабежей, а низкого качества сдавались в сельпо для распределения среди колхозов, объединенных сельсоветом[,] и тарифицированного населения» [1310]. Районный уполномоченный ОГПУ Станкевич, сделавший заключение о привлечении членов «боевой группы» к уголовной ответственности по ст. 59 п. 3 УК РСФСР, назвал последних «группой красных бандитов» [1311].

Фактов самочинной расправы местных активистов со спецпереселенцами было немало, но гласности предавались лишь отдельные из них в тех случаях, когда у аппарата комендатур возникали трения с местными органами. 22 ноября 1933 г. инспектор СибЛАГа С.П. Носенко, обследовавший условия труда спецпереселенцев, переданных в леспромхозы, докладывал, что в одном из леспромхозов Нарымского округа «профуполномоченный, десятник и зав. базой за хищение картофеля с огорода 10.09 стреляли из ружей в рабочих, привязывали к столбу, били, а выведенного из барака в поле рабочего Иванова настолько избили, что тот умер 11.09» [1312].

Органы власти поддерживали и культивировали недоверие местных жителей к спецпереселенцам не только в быту, но и в производственной сфере, даже если условия хозяйствования требовали взаимодействия между неуставными и обычными сельхозартелями. В 1937 г. широкую огласку получило слияние двух колхозов Пихтовского р-на с двумя неуставными артелями Пихтовской комендатуры. Как показало расследование крайкома партии, в этом слиянии были заинтересованы и колхозники, и спецпереселенцы. Колхозы имели благоприятные условия хозяйствования (пахотные земли, сенокосные угодья и т. д.), но испытывали острейший дефицит в рабочей и тягловой силе. В неуставных артелях, по характеристике секретаря райкома партии Сумцева, «было много рабочих рук, было тягло, но они находились в такой местности, где совершенно не было условий вести хозяйство. Эти артели работали хорошо, являлись передовыми по выполнению многих кампаний и многие из трудпереселенцев (кулаков) были досрочно восстановлены в правах» [1313]. Слияние произошло в начале 1937 г., спецпереселенцы перевезли постройки и хозяйство из спецпоселков в колхозы. Однако вскоре началась эпоха «Большого террора» и данная акция получила совсем иную интерпретацию. Краевой прокурор И.И. Барков в сентябре 1937 г. обвинил руководство района в том, что оно встало «на путь контрреволюционной бухаринской программы мирного врастания кулака в социализм и сделало это в прямую угоду кулацким элементам». Прокурор потребовал «немедленно очистить колхозы “Красный колос” и “2-я пятилетка” от кулацкого элемента, водворить кулаков в участковую комендатуру под охрану и контроль коменданта» а также «привлечь виновных в слиянии кулацких артелей с уставными колхозами к судебной ответственности» [1314]. Очевидно, в этом случае экономическая целесообразность была принесена в жертву изменявшейся политической конъюнктуре (репрессированным руководителям крайземуправления задним числом инкриминировали этот как нельзя кстати подвернувшийся эпизод). Пострадавшей стороной стали 80 спецпереселенческих семей, вновь отселенных в спецпоселки [1315].

Документы официального делопроизводства почти не сохранили сведений о структурах самоорганизации в среде спецпереселенцев. Таких структур не могло не быть, хотя они видоизменялись в новых условиях выживания. Выше уже отмечались роль и значение семейных связей. Столь жe важное значение играли родственные и поселенческие, земляческие отношения, сохранению и воспроизводству которых способствовали семейный принцип высылки, а также отправка в ссылку групп семей из одного селения, сельсовета, района. Крестьянская взаимопомощь несомненно облегчала лишения на начальном этапе формирования спецпоселений. Без этого невозможны были ни строительство жилищ, ни трудовая деятельность, ни поддержка нетрудоспособных, ни организация побегов. Вот почему органы власти подходили к данному вопросу прагматично, используя родственные или земляческие связи для минимизации последствий собственных просчетов. Примечателен фрагмент из выступления Р.И. Эйхе 1 октября 1931 г. на совещании в Новосибирске по вопросу об устройстве спецпереселенцев. «Я думаю, – говорил Эйхе, – что на северных окраинах огромное значение кроме еды имеет вопрос одежды. И я боюсь, что в этой части мы находимся в наиболее беспомощном состоянии. Пимов и полушубков у нас нет. И вот здесь товарищи предлагают дать возможность самому спецпереселенцу мобилизовать те ресурсы и одежды, которые спрятаны у знакомых и родственников или которые, может быть, им просто хочет дать знакомый. <���…> Это надо всячески поощрять». При этом Эйхе добавил далее, что у задачи есть и вторая половина – «борьба с волокитой, возможной в комендатурах и попытками всяких злоупотреблений задержать, прикарманить, не отдать по прямому назначению и т. д.» [1316]