Григорий Трубецкой - Воспоминания русского дипломата

Как снег на голову пришло известие, что французы решили эвакуировать Одессу, оставив желающим 48 часов на приготовления к отъезду. В Екатеринодаре об этом узнали только по прибытии первого транспорта с беженцами в Новороссийск.

Рассказы этих беженцев, вскоре прибывших в Екатеринодар, вызвали чувство всеобщего негодования на предательство французов. Требовалось немало усилий, чтобы сдерживать слишком пылкое выражение этих чувств в общественных собраниях и печати. Одновременно распространялся слух, что Клемансо пал и что во Франции новое министерство с социалистами, чуть ли не революция. Защитники Франции говорили, что она погибла, поддавшись большевизму, как и мы в свое время.

Еще не успели освоиться с первым известием, как пришло второе: большевики заняли Перекоп, и Крым со дня на день будет весь в их власти.

Известие о том, что Перекоп взят, пришло, если не ошибаюсь, в четверг на Вербной неделе. Трудно передать волнение всех, у кого оставались близкие в Крыму. По счастью, высшее командование, которое сначала озаботилось вывозом казенного имущества, пошло навстречу представлению о необходимости принять меры к спасению тех остатков культурного класса, которым удалось бежать в Крым из Совдепии. Каждый час был дорог, и мы пережили немало волнений за всех наших, проживающих в Ялте.

Поведение французов возмущало англичан. Они старались доказать, что не все союзники такие же хамы. Англичане приняли самое деятельное и сердечное участие в вывозе беженцев из Крыма. Они отправили туда свои военные суда, которые оказались перегруженными семьями крымских жителей и их пожитками. Царская семья была направлена в Мальту, оттуда императрица Мария Федоровна выехала, кажется, в Данию, а великий князь Николай Николаевич – в Италию {232}. Великий князь оставался на английском военном судне на ялтинском рейде до тех пор, пока не уверился, что все желающие получат возможность покинуть Ялту.

Все наши сели на пассажирский пароход «Посадник» [272], на котором был французский комиссар. Благодаря этому им пришлось испытать различные мытарства в пути. Французские агенты взыскали со всех пассажиров плату за проезд, хотя пароход был предоставлен для бесплатной перевозки беженцев. В пути пришлось закупить команду, дав ей 45 тысяч, иначе матросы угрожали бросить пароход в Севастополе, куда зашли за углем. Пассажиры сами должны были грузить уголь. Брожение с берега передавалось команде. К пароходу подъезжали агенты революционного комитета в Севастополе, подстрекавшие матросов не перевозить буржуев и угрожавшие их семьям. Остановка в Севастополе была чревата опасностями. Наконец, всякими правдами и неправдами удалось уйти из Севастополя. «Посадник» прибыл в Новороссийск в Вербное Воскресенье.

Новороссийск был уже забит беженцами, число коих было около 40 тысяч. В городе не оставалось ни одного свободного места. Нашим семьям предложили поселиться в казенном имении Мысхако в 7 верстах от Новороссийска {233}. В их распоряжение отвели казенную виноградную школу, где были устроены мужской и женский дортуары. Всех родственников набралось человек 70: старые и молодые Бутеневы, моя семья, Ламздорфы, Оболенские, Глебовы, Гагарины – Марина с семьей и Сережа Андреевич, – М. В. Барятинская, масса маленьких детей, нянюшки, домочадцы и проч. С нами был и товарищ Кости, Федя Булгаков, сын московского профессора С. Н. [Булгакова], экономиста, прошедшего эволюцию от социал-демократа до священника; он принял сан год тому назад в Москве. Сам он с женою остался в Крыму, а сына отправил с нами.

Сам Бог привел наших из Крыма в Мысхако, лучше нельзя было выбрать места для временного поселения. Вся местность – открытая, на берегу моря, культуры сравнительно немного, самого недавнего происхождения. В умелых руках побережье давно стало бы благословенным уголком, настоящей жемчужиной. Природные условия и климат в Мысхако совершенно исключительные. Виноград там славится; слабые нуждающиеся в поправке люди в самое скорое время оживают, дети расцветают. Воздух напоен чудной смесью морских испарений и полевых цветов. Нигде я не видел такого обилия и богатства полевой растительности, как в Мысхако и окрестностях весною. Дорога до города была усыпана шиповником и жимолостью. Ярко-красные маки, дикая герань, красные, лиловые, голубые, синие, желтые цветы пестрели со всех сторон. Ветер свободно гулял на просторе, соловьи распевали, – словом трудно себе было представить более прелестного сочетания первобытной природы и моря, а вдали – новороссийский залив с уходящей вдаль линией гор.

Старики Бутеневы устроились у очень милой старушки Е. В. Ювжик-Компанец, которая жила на своей небольшой, но довольно поместительной даче в фруктовом саду. Вокруг дома шла крытая терраса, где можно было проводить весь день. Туда же переселились и М. В. Барятинская. В Новороссийске наши познакомились с священником, беженцем-законоучителем гимназии в Феодосии, отцом Соколовым. Они пригласили его в Мысхако. Благодаря этому, на Страстной можно было организовать богослужения, а в ночь на Пасху была устроена заутреня, с крестным ходом вокруг казенного училища. Оповестили население, пришло много народа. В этой импровизированной обстановке, среди чудной природы, среди людей, только что спасшихся с кое-какими пожитками от серьезной опасности, пасхальная заутреня была отслужена с каким-то особенным благолепием и умилением. На всех присутствующих, я думаю, эта служба оставила неизгладимое впечатление, никогда так не чувствовалось светлое духовное торжество победы духа над смертью, и с разных сторон слышались голоса, что эта служба напоминала богослужения христиан первых веков.

Наши женщины постарались сделать все возможное, чтобы больше чувствовался праздник. Были устроены великолепные разговины. Пасху месили в детской ванночке, не шутка была приготовить рóзговины на 70 человек, и всего оказалось вдоволь.

На Святой начали разъезжаться. Моя belle soeur А. В. Трубецкая, для которой нашлись комнаты в Новороссийске, поехала в Батум, за ней туда же потянули дочери ее с семьями. Остались Бутеневы, Гагарины и мы. Для нас нашлась маленькая дачка в две комнаты. В Новороссийске достали антиминс и все, что нужно, для богослужения. На даче Е. В. Ювжик, на террасе, соорудили алтарь. Перед Престолом высился крест из полевых цветов. Пели все наши под управлением нашего учителя Виктора Ивановича Ильенко. Прибавилась новая прелесть и новое утешение в пребывании в Мысхако, – всенощные и обедни па террасе, куда врывалось пение птиц и воздух, напоенный весенними запахами.

Мне вскоре пришлось уехать с Полей Бутеневым в Новочеркасск, чтобы устроить наши денежные дела. Поездка в Париж, при новых условиях, была отложена, в ней не представлялось надобности. Мне пришлось делить время между Екатеринодаром и Мысхако.