Григорий Трубецкой - Воспоминания русского дипломата

Приехав в Екатеринодар, я застал полную перемену отношений к союзникам. В Управлении иностранных дел мне дали прочесть всю переписку за это время с нашими представителями в Париже, по телеграфу, и с союзниками в пределах России.

Англичане сосредоточили свое внимание на Кавказе. В самом начале их пребывания там, их политика не могла не внушать серьезных сомнений и опасений. Они заняли Баку и Батум, и казалось, что больше всего интересуются эксплуатацией наших нефтяных богатств. Совершив победоносный поход в Терской области, добровольцы торопились занять Грозный до англичан, это им удалось. Англичане открыто покровительствовали всем самостоятельным маленьким государствам в Закавказье. Правда, полной последовательности и однообразия в их отношении к разным областям не замечалось. Различные генералы действовали каждый по своему усмотрению. Между английскими властями попадались люди, служившие в Индии и в Персии и вынесшие оттуда традиционное недоброжелательство к России. Разница в отношениях была, однако, скорее в степени, чем по существу дела. Английские власти в Закавказье совершенно не признавали Добровольческую армию и заявляли, что ей там нечего делать, что все ее задачи на севере. С легкой руки англичан, грузины заняли определенно враждебную позицию по отношению к русским вообще и Добровольческой армии в частности. Русские в Тифлисе подвергались настоящему гонению. Особенно потерпела русская Церковь. Главарями самостийности и отторжения от России, сначала при помощи немцев, потом – союзников, явились люди, в свое время возглавлявшие революцию у нас, – «вожди российской революции» Церетели, Гегечкори, Чхеидзе и К о. Трудно себе представить более отвратительное зрелище, которое в достаточной мере могло бы вскрыть, насколько наша революция носила национальный характер! Но тут же вспоминается самостийность Свиты Его Величества генерала Скоропадского, и тогда не знаешь, что более тошнотворно!

Действия англичан были настолько неприязненны, что они вызвали со стороны Деникина запрос в той простой солдатской форме, в которой он вообще привык выражать свои мнения. Он просил англичан разъяснить, имеем ли мы дело с союзниками или с врагами? В то же время, вначале, дело снабжения подвигалось крайне туго. Добровольческой армии удалось получить лишь некоторое количество боевого снаряжения, оставшегося в Румынии, но румыны и на это смотрели, как на милость, и хотели, чтобы им было заплачено хлебом. Они предлагали помочь и в борьбе с большевиками, но за это требовали добровольной отдачи нами Бессарабии. Все это в достаточной степени охладило пылкое отношение к союзникам.

Пока англичане занялись обделыванием своих делишек на Кавказе, дело обстояло еще более остро с французами в Одессе. Туда были переброшены никуда не годные французские войска с Салоникского фронта. Французское командование само признавало, что с такими солдатами нельзя предпринять ничего серьезного. На помощь себе они взяли греческие, которые, по общим отзывам, выглядывали гораздо лучше французов и шли под лозунгом освобождения Православной церкви от гонителей ее. Союзники обещали грекам компенсации за участие в русской экспедиции.

Французы устали и не хотели воевать. Они быстро поддавались большевицкой пропаганде и разлагались. Во главе корпуса, находившегося в Одессе, стоял генерал д’Ансельм, квадратный генерал, ничего не понимавший в русских делах. Начальником его штаба был полковник Фрейденберг, еврей, который руководил всем делом. С самого начала между военным командованием и генеральным консулом Энно возник резкий конфликт. Энно хорошо знал сложную политическую обстановку, ему доподлинно было известно, например, что петлюровское движение содержалось на германские деньги. Тем не менее первое, что решило предпринять французское командование по прибытии в Одессу, – это войти в сношения с Петлюрой. Можно, по-видимому, с серьезным основанием утвердить, что сам Фрейденберг получил крупную взятку.

С Добровольческой армией у французов сразу установились неприязненные отношения. Французы не хотели признавать Деникина и вовсе не считались с теми, кого он назначил в Одессу. Правда, что и представители Добровольческой армии были генералы, которые, получая распоряжения Деникина в свойственном ему солдатском стиле, заботились только о том, чтобы ничего не изменить в этом стиле. Во главе всей экспедиции был сначала назначен генерал Бертло, находившийся в Румынии, потом генерал Франше д’Эсперэ, главнокомандующий всеми французскими силами на Востоке, который из Салоник переехал в Константинополь.

Между высшим французским командованием и Деникиным шла переписка в таком стиле, что можно было подумать, что обе стороны думают только о том, как вызвать окончательный разрыв между собою. Вместо этой переписки, конечно, самым простым и целесообразным способом положить предел недоразумениям было бы съехаться, столковаться и размежеваться. Между тем генерал Бертло приезжал в Одессу, но свидания этого не состоялось. Бертло был в общем хорошо расположен к России. Потом его отставили и назначили Франшэ – грубого бурбона. Этот тоже приехал в Одессу, демонстративно отослал генерала Санникова, которого Деникин назначил генерал-губернатором, и Гришина-Алмазова, командовавшего добровольческими войсками. Объявив Одессу на осадном положении, он назначил начальником крепостной обороны генерала Шварца, не спросив согласия Деникина {230}. Из Одессы Франшэ проехал в Севастополь, где пробыл несколько часов, потом уехал в Константинополь.

Отношения достигли высшего напряжения. Если французы хотели предпринять серьезную экспедицию в Россию, то свидание между главными вождями было необходимо. Был целый ряд вопросов, по которым требовалось соглашение: разграничение территориальных сфер действий и области ведения французского командования. Французы хотели организовать смешанные франко-русские части с своими инструкторами. Они настаивали на добровольной вербовке армии и на значительном увеличении окладов. Между тем Деникин считал невозможным с этим согласиться. Он признавал необходимым соблюдать тождественные условия для русских частей, находящихся под французским командованием и в области Добровольческой армии; увеличивать жалование у себя до пределов, которые французы признавали желательными, он не мог и не допускал аукциона, который вызвал бы переброску из одного лагеря в другой. Добровольческая армия, перешедшая уже на систему принудительной воинской повинности, не могла согласиться с ничем не оправдываемой льготой на территории, где действовали французы. По словам генерала Санникова, эта мера не оправдывалась местными условиями. Наоборот, крестьяне близ Одессы, опасаясь, что большевики могут взять верх, говорили, что для них предпочтительнее принудительный набор, а что если они поступят добровольцами, то большевики выместят им за это на их семьях. Кроме этих вопросов, весьма важно было установить отношение гражданского управления в сфере действия французов к Добровольческой армии. Деникин предлагал применение нашего военно-полевого положения, в силу коего военные власти получали самые широкие полномочия и гражданские власти подчинялись им во всем, чего они требовали во имя военного интереса. Французы, видимо, хотели заводить свои порядки, не считаясь вовсе с гражданским управлением Добровольческой армии.