Григорий Трубецкой - Воспоминания русского дипломата

Пусть это все романтизм, пусть это навеки угасшая мечта изжитого периода нашей истории, но пусть не иссякнет тот религиозный двигатель, который определял содержание народного идеала: утверждение Креста – как лозунг народной и государственной жизни…

Я не отвлекся от своих воспоминаний, я передаю то, чем жили многие люди моего поколения, чем горела и моя душа, когда я только что начинал самостоятельную жизнь. Эта мечта не покидала меня и в зрелые годы. Ей отдал я свои лучшие силы. Она вновь ярко вспыхнула во время последней войны, когда вековые соперники наши на Востоке англичане и французы топили свои суда и посылали на смерть своих солдат в Дарданеллы, согласившись помочь осуществлению нашей вековой мечты. Это был только эпизод мировой войны, но эпизод прекрасный, воскресивший традицию крестовых походов и самый невыгодный для идеологии Германии, которой удалось отстоять твердыню ислама против утверждения Креста.

Но я вернусь к 1897 году, и к греко-турецкой войне, которая была в самом разгаре, когда я приехал в Константинополь. Первое отражение событий я испытал уже идя на пароходе из Одессы, ибо на нем плыл отряд русского Красного Креста, командированный в Турцию, и шла партия лошадей, закупленных подрядчиком – турецким греком (!) для нужд турецкой армии.

Неожиданно для многих турки одерживали решительные победы над греками. Последние не обнаруживали особенно военной доблести, о чем свидетельствовали слабость сопротивления и многочисленные раны в спину, которые отмечались в военных госпиталях, куда поступали греки. Рядом с этим нельзя было отказать грекам в искреннем патриотизме. Помню, как один знакомый грек-лодочник на Босфоре, узнав об одном поражении, испытал такое волнение, что через сутки умер, буквально от горя. Но этот легко возбудимый южный народ не был способен на долгое напряжение и выдержку…

Успехи турок озадачили европейские кабинеты. В то время турки нигде не были особенно популярны. У греков было большое преимущество в лице династии, имевшей близкие родственные связи с могущественными монархами России, Германии и Англии {90} 90 С 1863 г. греческий престол занимал король Георг I, по рождению датский принц Кристиан – второй сын датского короля Кристиана IX из Шлезвиг-Гольштейн-Зондербург-Глюксбургской династии. Одна его сестра, Александра, была женой наследника британского престола – будущего короля Эдуарда VII, другая, Дагмара (после перехода в православие – Мария Федоровна) – женой российского императора Александра III и матерью Николая II; а сам Георг женат на внучке российского императора Николая I – великой княжне Ольге Константиновне. Старший сын и наследник Георга I – Константин – был женат на германской принцессе Софии, сестре кайзера Вильгельма II. . Это побудило в известную минуту русского и германского императоров сделать совместное представление султану, чтобы остановить его войска. На осторожного и трусливого Абдул-Гамида, всегда строившего свои расчеты на розни между европейскими державами, такое согласованное выступление двух монархов, принадлежавших к противоположным политическим группировкам, произвело должное впечатление. Он ответил согласием начать мирные переговоры и приказал войскам остановить наступление.

Между тем победоносное продвижение турецких войск вскружило головы туркам, приподняло чувства национальной гордости и возбудило мечты, которых втайне боялся султан, знавший по опыту, что Турции позволено терять, но не позволено приобретать…

Несмотря на фатализм, пассивность и отсталость, у турок проявилось известное общественное мнение и недовольство. Войска и администрация не получали регулярно жалования, казна была пуста. Пока одерживались победы, все готовы были терпеть, но когда ненавистные гяуры остановили успехи Полумесяца, в армии и в столице, и в мечетях Стамбула стало проявляться опасное брожение.

Султан, строивший систему своего управления и внешней политики на донесениях шпионов, которыми кишел Константинополь, насторожился. Он испытывал величайшую тревогу. Абдул-Гамид [162] Абдул-Хамид II (1842–1918) – султан Османской империи (в 1876–1909) и 99-й халиф. был типичным восточным деспотом. Он вырос в обстановке дворцовых переворотов и тайных интриг Сераля. Он привык никому не доверять и видеть в каждом приближенном возможного заговорщика, способного вонзить ему кинжал в спину. У него было два средства управления и расправы с действительными и мнимыми своими врагами: он или губил того, кто внушил ему подозрение, или задерживал его, чтобы застраховаться от его замыслов. На почве такой психологии разыгрался комичный эпизод, который друг другу передавали в посольских салонах.

У султана во Дворце, в связи с событиями, часто созывался Совет министров. Великим визирем был дряхлый невзрачный старик, выбранный падишахом вероятно вследствие своей незначительности – от такого рамольного старика нельзя было ожидать никаких заговоров.

И вот однажды, когда в назначенный час, в Ильдиз-Киоск прибыли министры, – неслыханная вещь – великий визирь отсутствовал. Те, кто знали нравы старого Востока и султанского двора, легко поймут, каким чудовищным представлялось подобное нарушение этикета. Перед падишахом буквально трепетали все его подданные, знавшие, как легко было переменить положение великого визиря на участь тюремного узника или ссыльного в самые ужасные области. Проходит полчаса, час, а визиря все нет. Султан меняется в лице, его начинают разбирать самые мрачные подозрения. Они переходят почти в уверенность: великий визирь участвует в заговоре, жизнь его, султана, в опасности…

Наконец старый визирь приезжает, бледный, смущенный. Он бормочет какие-то извинения. Султан окончательно уверен в измене. Он требует от визиря объяснения его отсутствия, тот колеблется. Султан настаивает, наконец угрожает. Тогда бедный старик, пыхтя и потея, при всех министрах, делает свои признания. Когда он выехал из дома, у него сделались сильнейшие колики. Он надеялся, что это обойдется и почти доехал до дворца, но не выдержал и принужден был повернуть обратно. Слова визиря только усиливают подозрительность султана. Он не верит таким простым объяснениям и вновь обрушивается на него с требованием сказать всю правду. Тогда окончательно растерявшийся старик просит своего повелителя послать осмотреть его карету, в которой остались более чем убедительные доказательства его нездоровья. Султан посылает к подъезду своего гофмаршала. Тот быстро возвращается, подтверждая показания визиря. – Финал: султан приказывает немедленно выдать великому визирю тысячу фунтов. Так в старой Турции, когда никто уже два месяца не получал жалования, старый визирь был щедро награжден за неприятное нездоровье и получил возможность переменить обивку в своей карете.