Елена Соломински - Яков Тейтель. Заступник гонимых. Судебный следователь в Российской империи и общественный деятель в Германии

Много нужно было такта, умения подойти к бедной девушке так, чтобы, помогая, не оскорбить ее самолюбия, пощадить ее человеческое достоинство. Приедет такая девушка из какого-нибудь глухого места зоны оседлости, с горящими глазами, худая, издерганная, и обращается с просьбой о предоставлении ей возможности учиться, найти какую-нибудь работу. Незнакомым с психологией этих людей казалось, что многие из них страшно дерзки, невоспитанны, но их манера держаться и говорить объяснялась исключительно застенчивостью, робостью, боязнью, как бы люди, к которым они обратились за помощью, не оскорбили их самолюбия.

Среди массы таких была одна ученица, некая госпожа X. Окончив фельдшерскую школу, она поступила на медицинские курсы и в настоящее время занимает довольно почетное место среди врачей-общественников. В одном из писем ко мне она заметила: «Услуга в оказании денежной помощи студентам не так важна и не так уж трудно ее оказать, а вот вся заслуга в том, чтобы тоньше, бережнее подойти к душе человека, не сделать его робким, не оскорбить его достоинства». Колоссальное значение, как она написала, имеет для всей последующей жизни усвоение той или иной манеры жить. «И плохая эта услуга, которую частенько оказывает молодежи большинство меценатов, приучая ее к слезным мольбам, пролазничеству, неуважению себя». «Мы, стоящие у порога жизни, обычно не любим тех, кто стоит на ней обеими ногами и, в сознании своей силы, протягивает руку, для того, чтобы взобраться по этой лестнице хоть немного вверх. Может быть, это и несправедливо и жестоко со стороны молодежи, но, во-первых, это факт, и такова природа людских отношений, в основе которых лежит стремление к самостоятельности, к жизни за свой ответ и страх. Вот и получается противоречие, коллизия с самим собой, и лишь немногие, чуткие, умеют обходить больное в этом вопросе».

Далее она написала:

«Шесть лет прошло, как я жила в Саратове. Кончаю высшую школу, пройдена лучшая полоса жизни, в течение которой было очень много разного, да и в смысле материальных перипетий было плоховато, плохо и очень плохо, но страшно никогда не было, и я думаю, что оттого жила и жить хочу я без боязни, что не напугана. И кто знает, в какой мере я обязана вам тем, что легко жить научилась». Закончила она это письмо следующим: «Приходилось, наверно, вам разглядывать боязливых людей. У них есть всё, чтобы не бояться, и сила физическая, и моральная, и готовность, и уменье работать, но они всего решительно боятся, и жизни, и людей, и самих себя. И думается мне, что таковыми они стали, а не были. А стали оттого, что их напугали тогда, когда пугать нельзя, а надо научить верить, верить жизни, людям. Научить простотой, сердечностью».

Кроме учениц фельдшерской школы, из-за черты оседлости приезжала в Саратов масса молодежи, юношей и девушек, так называемых «экстернов» 372Девушки имели всё-таки более или менее вид «барышень», но юноши, убегавшие из зоны оседлости, преодолевая все трудности, сопряженные с поездкой бесправного и без средств, являлись в чужой город в ужасном виде. Плохо владея русским языком, они всё-таки искали заработков. А какие заработки можно было достать таким юношам? Чтобы щадить самолюбие всей этой молодежи, мы ввели следующую систему: молодежь получала помощь не в виде милостыни или ссуды, а за труд. Все они имели уроки, шло взаимное обучение. Учащиеся высших классов учебных заведений занимались с приезжей молодежью, а последние, в свою очередь, занимались с бедными учениками городских училищ, и ученик второго класса городского училища готовил какого-нибудь бедного мальчика в первый или даже приготовительный класс. К этому делу мы привлекали ту интеллигенцию, которая в той или иной форме получала помощь от разных и нееврейских благотворительных обществ. Все эти импровизированные учителя, ученики и ученицы ежедневно, в особенности в послеобеденное время, собирались в помещении на Цыганской улице, в еврейский молитвенный дом, в котором лишь по праздникам и субботам совершались богослужения. Все национальные, классовые и сословные перегородки исчезали. Сын царицынского священника Кротков занимался с дочерью местного духовного раввина Сафир, а последняя готовила в гимназию внучку курьера окружного суда Карпантье.

Чтобы помогать стольким учащимся-экстернам, нужны были огромные средства. Саратовское еврейское общество не могло их давать. В этом отношении большую, неоценимую услугу оказал мне мой покойный друг Давид Фаддеевич Фейнберг.

Давид Фаддеевич до конца жизни, а умер он 73–74-х лет, сохранял юношескую бодрость и доброе, отзывчивое сердце. В течение десятков лет мы были с ним в самых лучших дружеских отношениях. Благодаря его энергии я получал небольшие суммы от разных западноевропейских еврейских культурно-просветительных учреждений.

Первые годы я лишь по переписке был знаком с представителями этих учреждений, а затем лично познакомился с ними и о многих из них сохранил самые отрадные воспоминания. С особым удовольствием вспоминаю о председателе «ЕКО» и «Альянс Израелитэ», недавно умершем Нарциссе Левене 373Господин Левен приходился племянником известному политическому деятелю Второй Французской Республики Кремье 374Кремье был военным министром, а Левен его секретарем. Он очень интересовался положением евреев в России, возмущался политикой правительства по отношению к евреям, но, верный французский патриот, старался заглушать свою горечь, мечтая, как все французы, при содействии России победить Германию и получить обратно Эльзас-Лотарингию. Я видел, как тяжело было Левену говорить о положении евреев в России, не особенно резко выражаясь о порядках в дружественной России.

В западноевропейских деятелях я замечал интересную черту: необыкновенная преданность своей родине, глубокий искренний патриотизм не мешали им быть хорошими евреями, искренне откликаться на еврейское горе. Нарцисс Левен – большой французский патриот, мечтавший видеть Францию торжествующей над своей поработительницей Германией.

Пауль Натан – глубокий немецкий патриот, величие Германии для него на первом плане. Он хотел бы видеть всех евреев счастливыми, но благодарными Германии. По его мнению, только германская культура призвана осчастливить человечество. Того же мнения, но только относительно французской культуры, Нарцисс Левен. Оба они, культурные представители двух враждебных народов, служат ярким доказательством нелепости утверждения, что евреи могут быть только космополитами, а не патриотами приютивших их стран. Это, конечно, я замечал не только в беседах с Левеном и Натаном, но и со многими французскими и германскими евреями.

Познакомившись по моим докладам и отчетам с положением еврейской учащейся молодежи в Саратове, Пауль Натан пообещал содействие Гильфсферейна 375, и ежегодная субсидия была обеспечена.