Борис Флоря - Польско-литовская интервенция в России и русское общество

В древнерусских сказаниях о Смуте предлагаются определенные объяснения того, почему выбор Думы пал на Владислава. Разумеется, русские политики не могли испытывать особо теплых чувств к претенденту, за спиной которого стояли подошедшие к Москве иноземные войска. Как к этим войскам относились в Москве, ясно видно из высказываний о них в грамотах, посылавшихся по городам после низложения Шуйского, которые приведены выше. Выбор определялся тем, что Лжедмитрий II был еще хуже. Авраамий Палицын объяснял это страхом бояр перед возможным социальным переворотом: «Лучши убо государичю служити, нежели от холопей своих побитым быти и в вечной работе у них мучитися» [746] Сказание… С. 208. . Сходный мотив обнаруживается и в разрядных записях, где, характеризуя положение, бояре говорят патриарху, что под Москвой стоит самозванец «с русскими ворами с казаки, хотят Московское государство доступать» [747] Белокуров С. А. Разрядные записи… С. 56. .

Эти объяснения были приняты как правильные исследователями Смуты, полагавшими, что после бегства Лжедмитрия II в Калугу его главной опорой стало казачество [748] Так и в классическом труде С. Ф. Платонова ( Платонов С. Ф. Очерки по истории Смуты в Московском государстве XVI–XVII вв. (Опыт изучения общественного строя и сословных отношений в Смутное время). СПб., 1899. С. 428). . Однако, как показано в исследовании И. О. Тюменцева, в Калуге продолжал существовать «двор», организованный как традиционная для русского общества иерархия «чинов», основу которого составляли люди, принадлежавшие к окружению Лжедмитрия II еще в Тушине [749] Тюменцев И. О . Смута в России… С. 488–491. . В случае прихода к власти Самозванца именно они должны были занять места в первых рядах русской политической элиты, что, конечно, не могло устроить находившихся в Москве служилых людей, бывших сторонников царя Василия.

Разумеется, и мотив страха перед войском Лжедмитрия II не следует недооценивать. Однако это был не столько страх перед опасностью социального переворота, сколько обоснованные опасения перед насилиями и грабежами, которые последовали бы за вступлением этого войска в Москву. Главная военная сила Лжедмитрия II — наемное войско во главе с Я. П. Сапегой — уже в предшествующие годы сумела приобрести соответствующую репутацию в глазах русского населения Замосковного края. К тому же это войско вовсе не скрывало своих намерений любой ценой добиться щедрого вознаграждения за свою службу [750] Для полноты картины следует отметить, что «воры казаки» не только образовывали в составе войска Лжедмитрия особые полки, но, по-видимому, из них формировалась и значительная часть «сапежинского» войска (См.: Там же. С. 496–497). Неслучайно в начале 1611 г. Я. П. Сапега писал: «У нас в рыцарстве большая половина руских людей» (СГГиД. Ч. 2. № 237. С. 508). .

При принятии решения об избрании Владислава имел значение и другой мотив. Расколотое долголетней смутой, вызванной столкновениями различных кланов и социальных слоев, русское общество нуждалось в царе как верховном арбитре, который бы, встав над схваткой, мог бы своими решениями содействовать прекращению внутренних конфликтов. Такой роли соответствовал не Лжедмитрий II, вовлеченный во все эти внутренние конфликты, и не представитель одного из боярских кланов, а государь из «великого рода», пришедший на русский престол извне. В этом, очевидно, состоял смысл «боярского приговора», о котором говорится в разрядных записях, «что им из Московского государства государя не обирать никово» [751] Белокуров С. А. Разрядные записи… С. 56. . В продолжении Псковской 1-й летописи сохранилось сообщение, в котором говорится, как бояре обосновывали свой «приговор»: «Реша от княжеска и боярска роду… не хощем своего брата слушати: ратнии людие рускаго царя не боятся, его и не слушают и не служат ему» [752] Псковские летописи. М; Л., 1941. Вып. 1. С. 126. .

Характерно, что другой современник, Конрад Буссов, рассказывая о том, как московские «чины» обсуждали после низложения Шуйского вопрос о судьбе русского трона, приводит в своем сочинении сходные доводы в пользу избрания иноземного государя. По словам Буссова, в Москве говорили, что, «если мы сейчас выберем одного из» вельмож «царем земли нашей, другие тотчас же начнут его ненавидеть и тайно преследовать, ибо никому неохота кланяться и подчиняться себе равному». Поэтому следует избрать «совсем чужого вельможу, который был бы прирожденным государем по отцу и по матери и не имел бы себе равного в нашей земле» [753] Буссов К. Московская хроника 1584–1613. М.; Л., 1961. С. 174–175. .

Конечно, и Буссов, и не известный по имени горожанин Пскова писали по слухам, но в этих слухах, очевидно, воспроизводились те доводы, которые наиболее часто повторялись и потому лучше запомнились.

Эти аргументы, как представляется, и определили решение находившихся в Москве «чинов» (Боярской думы, Освященного собора, детей боярских «государева двора», дворянских отрядов, стрельцов, московского посада) вступить в переговоры с гетманом Жолкевским об избрании на русский трон королевича Владислава. Для участия в переговорах с русской стороны была избрана делегация, состоявшая из бояр кн. Ф. И. Мстиславского, кн. В. В. Голицына, Ф. И. Шереметева, окольничего кн. Д. И. Мезецкого и думных дьяков Василия Телепнева и Томилы Луговского [754] Белокуров С. А. Разрядные записи… С. 19; ср. с. 57 (здесь вместо В. Телепнева значится дьяк Василий Янов — это пример более поздней тенденциозной правки текста. В. Янов ушел с Владиславом в Речь Посполитую, а В. Телепнев занимал видные посты при дворе Михаила Федоровича). . Одновременно был составлен «статейный список» с изложением условий, «как ему, государю, быть на Московском государстве» [755] Там же. С. 19. . Этим документом русские представители должны были руководствоваться на переговорах.

Когда дело дошло до встречи этих представителей с гетманом, отметившим в своих записках, что они имели полномочия «от всех чинов, станов по-нашему», то переговоры действительно начались с чтения «статейного списка» («большого свитка», по выражению Жолкевского) Василием Телепневым. К сожалению, о содержании этого документа гетман высказался предельно кратко: «Было в том свитке о перекрещении королевича в русскую веру и иных немало абсурдов» [756] Żółkiewski S . Początek… S. 150–152. . Этот пробел отчасти позволяют восполнить сообщения Яна Гридича. В статейном списке говорилось о том, что королевич должен креститься в Смоленске, а затем — короноваться по традиционному обычаю и жениться на местной уроженке; в русскую столицу с ним могли бы поехать лишь немногие польские и литовские люди «религии русской». Одновременно границы Русского государства должны были остаться такими же, какими они были до Смуты, а король должен был уйти из-под Смоленска в Литву и вывести с русской территории и свое войско, и польско-литовских наемников Лжедмитрия II. Гетман Жолкевский со своей армией, нанеся поражение Самозванцу, захватив его и передав русским людям, также должен был уйти в Речь Посполитую [757] Я. Гридич — Л. Сапеге, 5 августа, под Москвой: Riksarkivet Stockholm. SKS Е8604 (d. 341). Современные этим событиям свидетельства Гридича подтверждают достоверность информации одной из редакций разрядных записей, что русские представители по решению Освященного собора, а также «всех чинов» должны были «на съезд ездит и договор чинить з гетманом по статейному списку»: Белокуров С. А. Разрядные записи… С. 19. . Разумеется, Я. Гридич в кратком письме не мог изложить содержание всего «статейного списка», выделив лишь те условия, которые могли представлять особый интерес для его патрона — литовского канцлера. Однако и этих сведений достаточно, чтобы составить определенное представление о планах и расчетах, которые московские «чины» связывали с воцарением Владислава.